Убить Ангела

– Данте, не нашлось ничего, что подтвердило бы твои теории. Ни-че-го! Тебя похитили еще в семидесятые, какой смысл хранить эту тайну сегодня?

– Тогда почему никто до сих пор не признался в убийстве Джимми Хоффы?[7] Прошло сорок лет. И его тело так и не нашли. Или самолет на Устике[8]. Кто его подстрелил? Почему нам ничего не говорят? – самым несносным тоном парировал Данте.

– Это разные вещи.

– Конечно, ведь дело касается меня. – Он посмотрел на Коломбу с выражением, которое появлялось на его лице перед тем, как он накачивался таблетками, чтобы заснуть или не смыкать глаз всю ночь. – Не знаю, почему они это делают, и не знаю, почему моя личность так важна. Знаю, что прав. Но не знаю, как это доказать.

– Может быть, ты просто хочешь быть правым, Данте.

– Почему? Чтобы придать случившемуся смысл?

– Да хоть бы и так.

Данте покачал головой:

– Грошовая психология. Правда в том, что ты бы со мной согласилась, если бы не мечтала поскорее нацепить полицейскую форму.

«Черт, он знает», – подумала Коломба.

– Кто тебе рассказал?

Данте презрительно взмахнул больной рукой:

– Думаешь, я нуждаюсь в чужих подсказках? Намекну: твои аперитивы с Курчо слишком участились. Когда ты собиралась мне сообщить?

– Сегодня вечером, но ты уже был не в настроении.

– И ты знала, что я буду против.

– Данте! Это моя. Долбаная. Жизнь. Я не нуждаюсь в твоем разрешении, – не сдержавшись, выпалила Коломба. Но за ее раздражением стояло чувство вины. Она знала, что Данте посчитает ее решение предательством. – Что, по-твоему, я должна делать? Стать домохозяйкой?

– Ну так иди принимай приказы от тех же людей, которые пытались утаить мою историю.

– Это не те же люди.

– В верхах сидят те же. Решения принимают грязные коррумпированные мерзавцы.

– Нет никаких верхов, Данте.

Данте поднялся, чтобы сварить себе эспрессо. Процесс приготовления был для него настоящим ритуалом: он вручную отбирал нужное количество зерен и всякий раз чистил кофемашину. Кофе ему присылали со всех концов планеты, и в любом его жилище пахло, как в кофейне.

– Когда я был уверен, что Отец еще жив, а весь остальной мир – что он мертв, знаешь, сколько раз мне говорили, что я параноик?

– Даже параноик может оказаться прав. Один раз.

Данте поджал губы.

– Ты хочешь верить, что все в порядке, потому что слишком труслива, чтобы поставить под сомнение всю свою жизнь, – с необычной злостью сказал он. – Ты такая же безмозглая, как все копы.

Подобрав сломанный каблук, Коломба выскочила из номера. Позже она выбросила туфли из машины в первую попавшуюся мусорку и поехала домой босиком. В следующие несколько дней они обменялись несколькими примирительными сообщениями, но преодолеть выросшую между ними стену им не удалось. У Коломбы и без того было полно забот с возвращением на службу, да и отношения с коллегами оставляли желать лучшего.

Она словно победила смертельную болезнь и ворвалась в жизнь близких, которые давно ее оплакали и смирились с потерей. Когда ей становилось одиноко, а это случалось нередко, она подумывала позвонить Данте или даже заявиться к нему в отель, но так и не решилась – слишком боялась, что он ее не поймет. Так пролетело несколько месяцев, и раны загноились.