Убик

— Я чувствую себя оскорбленным, — пожаловался Феликс Блау. — Так кто же вас убил, Майерсон? Черт, мы вывели вас из комы. А перед этим было долгое, трудное путешествие сюда. И для мистера Балеро, моего клиента, на мой взгляд, рискованное. Это район, где действует Элдрич. — Он опасливо оглянулся на Лео. — Дайте ему принять этот токсин. И потом — быстрее на Землю, пока не случилось что-нибудь ужасное. У меня предчувствие. — Он посмотрел на дверь апартаментов.

— Ты примешь токсин, Барни? — спросил Лео.

— Нет.

— Почему?

«Скука, усталость. Моя жизнь значит для меня слишком много. Думаю, пора кончать со своим искуплением, — решил Барни. — В конце-то концов».

— Что с тобой случилось во время трансляции? Барни поднялся на ноги. На это едва хватило сил.

— Он не скажет, — проговорил Феликс Блау в дверях.

— Барни, — сказал Лео, — мы смогли бы улететь вместе. Я заберу тебя с Марса, ты это прекрасно знаешь. И К-эпилепсия — еще не конец…

— Ты теряешь время, — сказал Феликс и одарил Барни последним уничтожающим взглядом. — Мы сделали большую ошибку, положившись на этого парня.

Он исчез в коридоре.

— Он прав, Лео, — проговорил Барни.

— Ты никогда не выберешься с Марса, — уговаривал его Лео. — Я не получу разрешения на то, чтобы ты вернулся на Землю. И неважно, что сейчас здесь произошло.

— Я знаю.

— И тебя не волнует это? Ты собираешься провести остаток жизни, глотая наркотик?

Лео взглянул на него, сбитый с толку.

— Никогда, глотать наркотик? Ни-ког-да, — ответил Барни.

— Тогда, что же?

— Я буду жить здесь, — проговорил Барни. — Как колонист. Буду работать в своем саду, делать то же самое, что и они. Строить ирригационную систему или что-нибудь подобное. — Он чувствовал усталость, и его не покидала тошнота. — Простите.

— И ты прости, — сказал Лео. — Но я не понимаю.

Он посмотрел на Энни Хауторн, но, не получив ответа, пожал плечами и пошел к двери. В дверях он остановился, хотел что-то добавить, но передумал и вышел вслед за Феликсом Блау.

Барни вслушался в отзвук их шагов по ступеням, ведущим к люку лачуги. Потом шаги замерли. Наступила тишина. Он прошел к раковине, налил себе стакан воды.

— Я понимаю, — сказала через некоторое время Энни.

— Ты?

Вода на вкус показалась хорошей, она смыла последние следы Чу-Зет.

— Часть тебя стала Палмером Элдричем, — сказала Энни, — а часть Элдрича стала тобой. И вы никак не можете разделиться окончательно. Ты уже будешь…

— Ты рехнулась, — вымолвил он измученно, ухватившись за ванну и стараясь найти опору. Ноги его дрожали.

— Элдрич получил от тебя все, что хотел, — сказала Энни.

— Нет, — отозвался он. — Потому что я вернулся слишком быстро. Я должен был пробыть там еще пять — десять минут. Когда Лео сделает второй выстрел, в том корабле будет Палмер Элдрич, а не я.

«И вот почему нет нужды нарушать метаболизм мозга по наспех состряпанной, шитой белыми нитками схеме, — сказал он себе. — И Элдрич умрет, и довольно скоро… если, конечно, это вообще случится».

— Вижу, — сказала Энни. — И этот проблеск будущего ты получил, наверное, во время трансляции…

— Это будущее реально, потому что не основано на том, что я ощущал…

К тому же у него все-таки способность ясновидения.

— И Палмер Элдрич тоже знает, что он реален, — сказал он. — Он сделает, или делает, все возможное, чтобы вырваться оттуда. Но он не сможет.

«Или, — решил он, — вероятно, не сможет. В этом-то и заключается сущность будущего: разветвление возможностей».

Он занимался этим долгие годы, определяя, что надо делать дальше, и интуитивно выбирая определенную временную ветвь. В том и заключалась его работа у Лео.

— Вот поэтому-то Лео и не хочет ради тебя дергать за веревочки, — сказала Энни. — Он не хочет вернуть тебя на Землю. Ты понимаешь всю серьезность этого? Я не могу передать тебе выражение его лица. Он столько прожил, что никогда…

— Я имел бы, — сказал Барни, — Землю.

Он вложил в это слово все, что предвкушал от будущей жизни на Марсе.

Если эта жизнь вполне устраивала Элдрича, то вполне устроит и его. Ибо Элдрич прожил множество жизней. В нем говорила глубинная мудрость человека или иного существа, кем бы он там ни был. Слияние с Элдричем во время трансляции навечно оставило на Барни отпечаток, клеймо, форму какого-то абсолютного знамения. Он вздрогнул. А что, если Элдрич взял у него что-нибудь взамен? А есть ли что-то стоящее в его собственных знамениях? Проницательность? Настроения, воспоминания, моральные ценности?

Интересный вопрос. И ответ здесь единственный — нет.

Противник человеческой цивилизации — нечто, заведомо ужасное и чуждое, вошедшее как какой-то недуг в одного из представителей человечества во время его долгого путешествия между Землей и Проксимой, оно знало во много раз больше, чем он, Барни Майерсон, ясновидящий, о значении ограниченных жизней, оно видело их в перспективе.

В дверях квартиры появились Норм и Френ Скейн.

— Эй, Майерсон! Ну, как? Не стоит ли прогнать Чу-Зет по второму разу?

— Чу-Зет не будет продаваться, — ответил Барни.