Когда стали выходить врачи и медсестры, короче — медперсонал, он заволновался, подошел поближе к дверям, из которых выходили в основном женщины, чтобы не прозевать «свою». Однако, Софьи все не было. Он заволновался сильнее, и уже когда выходили поодиночке, а не толпой как вначале, он, набравшись смелости, подошел к одной примерно одних с Софьей лет женщине и спросил у неё.
— Не знаю, — сказала женщина, и у него упало сердце, — А вот Маша, она с Софьей в одном отделении работает, может она скажет вам? Маша, поди сюда, тут Софьей интересуются…
Он с надеждой воззрился на подходившую усталой походкой Машу, и кажется, узнал в ней девушку, высунувшуюся из окна на втором этаже, когда Софья возвращалась с ним из рынка.
— Да, — сказала Маша, — Её срочно домой вызвали, дочурка заболела. А вам что надо? Если важное что, могу дать телефон.
— Давайте, давайте! — заторопился он, — Очень важное!
Женщины переглянулись и одновременно улыбнулись почти одинаковыми улыбками.
— Запомните? — спросила Маша и назвала номер.
— Спасибо! Запомню, век воли не видать! — проговорил он, бросаясь к ближайшему телефону-автомату.
Софья сама подошла к телефону, из чего он моментально сделал скороспелый вывод, что мужа у неё нет.
— Да вот, дочурка приболела, температурит, — усталым голосом отозвалась она, — Сегодня я уж посижу с ней…
— Может, надо чего? — с надеждой быть приглашенным спросил он, — Я принесу, а?
— Нет, нет, спасибо, — сказала она потеплевшим голосом, — А кто вам дал мой телефон?
— Маша, — чистосердечно признался он.
— А, — сказала она, заканчивая короткий разговор, — Ну, ладно.
— Завтра увидимся? — спросил он.
— Посмотрим, — неопределенно ответила она, и это ему не понравилось.
Теперь надо было решать проблему ночлега.
— Теперь мне придется решать проблему ночлега, — неожиданно для себя высказал он вслух свою мысль.
Она не сразу ответила.
— Вам что, правда, негде оставаться?
— Конечно, правда, век воли не!.. — с досадой произнес он.
— И вы хотели остаться у меня?
— Да, — признался он, чувствуя, как ей нравится открытый, честный разговор.
Она немного помолчала.
— Алё! — окликнул он её, — Я здесь, не забыли?
— Нет, нет, я просто думаю, куда бы вас пристроить, — ответила она, — Вы могли бы позвонить мне через часик?
— Да, — сказал он, — Мог бы.
— Тогда позвоните, — сказала она и повесила трубку.
Он поплелся по улице к ближайшему скверику, чтобы посидеть на скамейке, потому что от многочасового хождения и стояния возле больницы у него болели ноги. В сквере пожилой мужчина похожий на пенсионера-доминошника прогуливал сомнительной чистоты дворняжку на поводке. Дворняжка, завидев Самеда, сидевшего на скамейке вытянув ноги, будто взбесилась, стала рваться с поводка, рычала на него и всячески старалась выразить свое негативное отношение. Хозяин еле удерживал её.
— Что это с ней? — Поинтересовался Самед, — Не любит иногородних?
— Нет, что вы, — словоохотливо откликнулся хозяин вполне миролюбиво в отличие от своей собаки, — Она у меня за дружбу народов. Просто не любит запаха носков.
— У меня носки не пахнут, — ответил обиженный Самед.
Сегодня целый день его преследовали странные ощущения, в которых он старался разобраться: как же так, за последние годы он привык постоянно находиться среди людей, ни на миг не оставлявших его, а теперь он может наслаждаться одиночеством сколько душе угодно, может идти по улице куда хочет, может даже сесть в поезд и поехать в другой город, в свой родной, например, к маме, и никто не может запретить ему, может знакомиться с людьми, с женщинами, зайти в кафе, посидеть как все нормальные люди, не заключенные… Нет, что ни говори, свобода — великая вещь, век воли не видать!
Собака вдруг утихомирилась, понюхала его ботинки и успокоилась, будто одурманенная газом, легла у его ног, положив умную теперь, когда она перестала скалиться, морду на лапы и посматривая на него снизу вверх. Хозяин её тоже присел на скамейку рядом с Самедом.
— Издалёка? — спросил он, начиная разговор.
Самеду тоже вдруг захотелось поболтать и он стал рассказывать этому незнакомому мужчине свою жизнь, пересказывать, так сказать, краткое содержание. И содержание это озадачило мужчину.
— Так что же теперь, домой поедете?
— Еще не решил, — признался Самед.
— Как же не решили? Что же может быть лучше дома?