Убийца теней

Визит на заседание городского старшинства на пару с Воллетом для Лорка стал сущим мучением. Таким же, как накануне - рассказ первому священнику о своем посещении Талвеона Эйрского. А все потому, что еще по пути от камеры до тюремного двора Лорк решил: того, что между ним и Талвеоном сказано было, Воллету повторять нельзя. И слов-то не так много они произнесли - а нельзя все равно. В самом деле: если передаст он первому священнику, что узнику неведомо откуда про случай с книгами известно, и про разговоры их, в которых его, Лорка, мать упоминалась - этим Талвеону только навредит.

Но еретику-то навредить беда как будто небольшая... Сильнее, чем он сам себе навредил, ему уже никто не навредит. Но что-то упрямо протестовало в душе Лорка: нет, нет, не надо, нельзя. Что протестовало? Левобережный злой дух? Или другое что-то? Лорк не просто не хотел, но и не мог об этом думать. Противоречивые мысли измучили его и истерзали.

И что, во имя Творца мира, этот еретик имел в виду, когда сказал, что Лорк ему "веру в людей" вернул? Что это за "вера в людей"? Чем Лорк так от других отличается, что именно он вернул ее?..

На расспросы Воллета он отвечал, что Талвеон не пожелал не только каяться, но вообще с ним говорить. То есть, не совсем не пожелал (стражник ведь неподалеку был, обрывки разговора слышал, ну как возьмет да поинтересуется у него Воллет?) - а так, твердил, что не виноват не в чем.

Ту же самую ложь, терзаясь угрызениями совести, Лорк повторил и перед старшинами. Но все это - и вранье, и угрызения - было еще не самое худшее. Хуже то, что он слишком мало знал. Чем так уж страшен Талвеон? Выдумал какую-то ложную философию, которая вере Двух Берегов противоречит. Это все знают. И Лорку прежде такого объяснения хватало. Но что это за философия? В чем состоит? Как от этой лжи уберечься, если не знаешь, какова она? Набрался Лорк смелости, задал Воллету вопрос. И так первый священник в ответ на него глянул, что молодого человека аж холод пробрал.

- Этого таким как ты знать не нужно.

Опять это "таким как ты". Опять происхождением попрекает первый священник. Материнским грехом, отцом-демоном... Да лучше б убили тогда, в младенчестве, чем всю жизнь попрекать. Ведь так, по его словам, с демонскими отродьями поступают. Лучше бы так и сделал, чем всю жизнь неведомой чужой виной мучить. К благодарности за благодеяние, которого он, Лорк, не просил, побуждать.

"А Талвеон сказал, что неправда все это..." Мелькнула мысль в голове - вздрогнул Лорк. Отступнику поверить готов... Это всё чары его, та сила неведомая...

Чары? Или истина?

И - как совсем с ума сошел, взял да и брякнул:

- Отец Воллет, а можно мне еще раз попытаться с Талвеоном поговорить? Вдруг покается он?

Брови первого священника строго к переносице сошлись:

- Нет. Другие братья с ним говорить будут.

Хотел еще что-то сказать Лорк, да осекся. Угадал подвох. Похоже, это поручение только проверкой было, после библиотечного-то случая... В библиотеке демонский сын свою греховную природу проявил, искушению поддался, так еще к еретику его послать. Как тут себя поведет? Уж наверняка тоже не устоит, подобного себе почувствует, потянется к отступнику... Ну и потянулся. Вздумал еще раз на визит в тюрьму напрашиваться. Не оправдал доверия. Точнее, последней его капли лишился.

Отец Воллет, правда, разговора этого продолжать не стал. И на следующий день, когда они пошли в советный дом, о провинностях Лорка не заговаривал. Но даже в самом его молчании чувствовалось осуждение. И что-то еще, почти грозное. Или Лорку только казалось так?..

Вернувшись из советного дома, Лорк несколько часов безвылазно просидел в своей келье. Пробовал молиться, но слова не шли с языка. Противоречивые думы не давали покоя, терзали душу.

И вопреки всему, вопреки чувству вины, которое Воллет всеми силами укрепить старался, появлялось другое что-то в мыслях. Нет, давно уже появилось, или всегда было, а теперь крепло, росло. "Я не такое чудовище, как он хочет представить, - думал Лорк, глядя на свое отражение в затененном стекле окошка, которое заслоняли росшие в саду обители деревья. - Наверное, я в чем-то хуже других людей, если совершаю поступки вроде этой сегодняшней лжи в советном доме, но все-таки я не выродок, не полудемон. Хуже я или лучше - зависит от моих поступков. Но не от происхождения. Не от того, какой была моя мать, какой бы она ни была. Не от того, кем был мой отец, кем бы он ни был".

Но как раз такие мысли отец Воллет и счел бы самыми чудовищными. Рожденный грешницей, в грехе, от омерзительной ночной твари не может думать о себе так, как думают о себе люди, появившиеся на свет в законном браке, знающие своих отца и мать. Он обязан осознавать свою безмерную греховность. Иначе... иначе зло одержало верх над его душой и она обречена на вечные муки.

Противоречия... От них голова кругом идет.