В любом насильственном преступлении принимают участие как минимум два человека. Просто наблюдая за поведением преступника, профессиональный криминалист может понять, что у него на уме, даже если тот ничего не говорит. Конечно, речь идет лишь о тех преступлениях, которые совершаются при непосредственном контакте и в которых замешаны эмоции, а не о таких преступлениях, как отравления, поджоги или террористические атаки. Вслушиваясь в детали убийства Джоан Д'Алессандро, я обращал внимание не только на сам факт агрессии и сексуального насилия, но и на то, как это было сделано.
Преступник фиксировался на самом действии, а не на личности жертвы. Я не сомневался в наличии у Макгоуэна определенных педофильских наклонностей, о которых он сообщал ранее. Это вполне согласовывалось с его неумением общаться и глубоко укоренившимся чувством собственной неполноценности. Но убийца никогда не привлекался к ответственности по поводу сексуальных домогательств, и при обысках у него не нашли никакой детской порнографии. Я подумал, что объектом его мечтаний могла бы быть только взрослая женщина и что на самом деле его единственной фантазией была фантазия о власти.
В ходе нашей беседы мне стало понятно, что мгновенный переход от бешеной ярости к холодной спровоцировало некое событие, хотя на тот момент я не вполне понимал, какое конкретно. Исходя из его жизненной ситуации, расстроившейся помолвки и моего знания многих других сексуальных маньяков, я предположил, что какую-то роль во всем этом сыграла его мать. Но мне не давало покоя то, что я никак не мог точно установить причину его срыва.
Слушая Макгоуэна, я понял, что его возбудило
Убийца постепенно приходил в себя после своего воображаемого путешествия в прошлое. Описывая подробности преступления, осужденный был сосредоточен до дрожи, теперь успокоился и уже не обливался потом. Он мысленно вновь пережил сражение, в котором победил, в отличие от столь многих других в своей жизни.
Мы поговорили о его любви к огнестрельному оружию - еще одной очевидной форме психологической компенсации. Я спросил Макгоуэна:
- Если бы вы разозлились и пришли в торговый центр с автоматом в руках, то кого стали бы убивать? Школьников, учителей, полицейских?
Мне был интересен не только ответ, но и то, как он отнесется к самой постановке вопроса.
- Всех подряд, - ответил Макгоуэн.
Это было важно. Он не только не стал отрицать саму возможность подобного, но, по сути, подтвердил, что его ярость носит обобщенный и неизбирательный характер.
Мы заговорили о возможном выходе на свободу, и я спросил: «Джо, а куда вы собираетесь отправиться, когда выйдете?» Я специально употребил «когда», а не «если». Мне нужно было поддерживать максимально позитивный тон, чтобы вызвать его на откровенность.
Джозеф сказал, что поедет в Нью-Йорк к одному своему знакомому по тюрьме. Тот работал электриком и обещал ему работу. Я рассказал, что вырос в Нью-Йорке, часто там бываю и поражаюсь тому, насколько дорогой стала тамошняя жизнь.
Он оглянулся на дверь, чтобы убедиться, что надзиратели нас не подслушивают, и заговорщическим шепотом произнес:
- Джон, ну, деньги-то у меня есть.
-Да какие деньги можно заработать за двадцать пять лет отсидки? За изготовление номерных знаков приличных денег не получишь.
Понизив голос, Макгоуэн сообщил, что получил очень серьезные суммы по завещаниям бабушки и матери, а также от продажи дома. Сказал, что деньги лежат в банке за пределами штата и это сотни тысяч долларов.
- А почему именно так? - поинтересовался я.
- Не хочу, чтобы до них добрались родные жертвы, - прошептал Джозеф.
Про себя я подумал: «Этот парень просто безнадежен. В нем нет ни капли уважения к людям, которым он причинил боль и поломал жизнь».
А вслух сказал: «Ну, Джо, это действительно здорово придумано. Думаю, в Нью-Йорке у вас все получится!» Это было нужно для поддержания контакта с собеседником и не было ложью. Я действительно считал его толковым и изобретательным малым, вполне способным найти себе место в таком городе, как Нью-Йорк. Просто не сказал, насколько отвратительной считаю его схему. Как и в деловых переговорах, ты знаешь, где обязан промолчать, каких бы трудов это ни стоило.