Открываю глаза. Враг близко. Почему именно враг? Потому что друзья не смотрят на тебя с голодным интересом неравнодушного к будущей добыче зверя. Он на том конце хода глядит из тьмы, и ему любопытно, почему двуногий смертный сам идет к нему на кухню.
Это не ведьма. Ее взгляд злой. У существа внизу нет злости. Не буду заставлять его ждать. Мне самому хочется поскорее увидеть, что оно такое.
С копьем наготове спускаюсь по скользким, едва выступающим из земли ступеням. Ход будто прорыли в земле животные. Неправильной формы пологий тоннель, оплетенный корнями. Подошвы наступают на острые камни, осколки алтаря и напольной плитки.
К запаху разложения примешивается тонкий аромат свежепролитой крови. Кто-то уже позавтракал, проснувшись.
Ход вывел меня в просторную пещеру. Земляные стены, верх теряется во тьме. Эстетики высших эльфов нет и в помине. Под ногами захлюпало и захрустело. Опустив горящее копье, невольно сбавляю шаг.
Настоящее логово кровожадной сэкки. Всюду, куда ни посвети, кости с остатками гнилой плоти. И тролльи, и звериные перемешаны в отвратное хаотичное месиво. То там, то тут лоскуты ткани, клочки волос и шерсти. Я словно попал в общий могильник, куда сносились трупы животных и синекожих.
Тошнота подкатила к горлу, несмотря на боевой транс, притупляющий позывы организма. Живущая здесь тварь заслуживает уничтожения. Не посмертия в Серых Пределах, а окончательной, абсолютной духовной аннигиляции, длящейся столетиями.
Справа впереди зашуршало, зачавкало. Бросив в ту сторону факел, я рефлекторно схватился обеими руками за древко копья и принял боевую стойку.
Груда мертвых тел неподалеку от меня зашевелилась, и из-под нее выполз окровавленный ребенок. Голый, худенький, как и большинство детей троллей, бегающих по деревням. Разве что от его необычной светло-серой кожи исходило свечение.
Поднявшись с четверенек и не обращая на меня внимания, он забрался на плоский, заляпанный бурым камень, смахивающий на надгробие, и уселся, уставившись на меня антрацитовыми глазищами. Кровавые пятна на его мордашке можно принять за грязь из лужи.
– Ты мой отец? – спросил он тонким детским голоском.
Я отрицательно покачал головой, нацелив в него копейный наконечник.
– А кто ты тогда? – Пацаненок как ни в чем не бывало принялся ковыряться в широком носу.
– Охотник. – Я застыл, изучая существо.
В его принадлежность к народу троллей не верю, к чистым лоа он также не относится. Серой светящейся кожи у детей синек не бывает. Мистер Грей недоразвитый.
– Охотник, да? – лениво растягивая слова, произнес мой будущий визави. – Мама однажды принесла нам с сестрицей охотника. – У
Боюсь представить, в какие игры. Семейка Адамсов нервно курит в сторонке.
– Да-да, было весело! Мы играли в прятки и догонялки, в «саблезуба-и-однорога» [8]. Правда, он быстро выдохся и не захотел быть махайром, после того как мы его покусали. А ты хочешь со мной поиграть?
Нет уж, прости, малыш, не за тем я корячился по земляной кишке и падал, чтобы возиться со странным во всех смыслах карапузом.
– Мне скучно, – вздохнул Серый. – Мама ушла охотиться с сестрицей, обещала привести сегодня к нам отца. Забавляться с костяшками надоело.
Сочувствую твоему горю, мелкий. Я бы тоже заскучал, окажись сам ночью в морге. Мертвецы, паренек, серьезные ребята, им не до игр.
– Жаль, ты не мой отец, – удрученно опустило взор дитятко. – Я его никогда не видел. Мама говорит, он великий колдун, от него у меня колдовская сила.
Кто же у нас папа? Случайно не шаман, разбудивший спящую красавицу, нашу обожаемую мамочку?
Если серьезно, я и не предполагал наличия у ведьмы родственников. И кем она приходится погрустневшему карапузу – матерью, сестрой? Слов нет, одни выражения, причем непристойного содержания.
– А ты кто? – нарушил я паузу.
– Мама строго-настрого велела никому не называться, – опечалился малыш. – Даже сестрице.
– Я никому не скажу, – попробовал изобразить я благодушную улыбку, абстрагировавшись от царящего вокруг трупного амбре.
– Не проси, – отрезал серокожий и, внимательно поглядев на меня, ухмыльнулся: – Я рад твоему приходу. Люблю охотников. У вас вкусные потроха. – Пацаненок встал на четвереньки и провел зеленушным языком по выдвинувшимся из нижней челюсти зубам. – Давай поиграем в «саблезуба-и-однорога»? Я – махайр!
Интерлюдия вторая
Метка, поставленная на верховного шамана улиточников, пропала, вызвав недоумение у ведьмы. Гал-Джину, знала сэкка, требовалось несколько дней на обрезание духовных нитей, связывающих меченых с нею, он ведь сам так сказал. С ночи, когда она поставила на него метку, солнце не успело сделать круга по небосводу и подземному миру. Почему же связь прервалась?