Убийца поневоле

Там все оставалось по-прежнему — карты, выпивка, деньги. Только вот Фэйд сидел и дремал, ожидая его возвращения. Подбородок был опущен на грудь, голова наклонена чуть вправо, будто он к чему-то прислушивается. Над его головой вились три странные голубоватые струйки дыма, хотя сигары не было видно.

Брэйнс потянулся через стол и взял его за плечо, ощутив сквозь рубашку тепло тела.

— Эй, вставай!

И тут он увидел револьвер, который Фэйд уронил себе на колени. Из его дула лениво тянулся кверху тот самый дымок. Кусочек замши валялся на полу. Он понял, в чем дело, еще до того, как взял в руки револьвер, приподнял лицо Фэйда и заглянул в него. Фэйд любил чистить свои револьверы и делал это слишком уж часто. Теперь у него на лице остался всего один глаз: через другой прошла пуля.

Дверь рухнула под напором людей, и они, все до единого, оказались в кабинете, битком набившись в него. Представившаяся их взору картина, — Брэйнс с револьвером в руке и в полуснятом пальто тянулся через стол, — не нуждалась в комментариях. И он почувствовал, как у него вырвали револьвер и плотно прижали его руки к бокам. Бармен закричал:

— Что ты с ним сделал? — и тут же послал за копами.

Чего ему теперь хранить секрет Фэйда, ведь парень-то мертв! Брэйнс повел плечами, силясь освободиться, но сделать этого не смог.

— Я только что вошел! — завопил он. — Он сделал это сам! Говорю вам, я только что вошел!

— Ты скандалил с ним целый вечер! — кричал в свою очередь бармен. — За минуту до выстрела я слышал, как он орал на тебя. И все здесь тоже слышали. Так как же ты можешь утверждать, будто только что вошел?

Брэйнс испытал ужас, словно над ним занесли кузнечную кувалду и начали медленно опускать ее на то место, где он стоял. Он ощущал, как чьи-то руки обшаривают его. И теперь еще приедет полиция. Он лихорадочно пытался найти выход, думал о том, что сказать, когда они сличат расписку, которую он забрал у Фэйда, с новой, которую он только что выдал ему. Пытаясь привести свои чувства в норму, он беспорядочно замотал головой, словно находился в состоянии опьянения.

— Погодите, дайте мне показать вам, — вдруг услышал он свой голос. — Там есть фальшивая телефонная кабина, я прошел сюда через нее прямо после того, как это случилось… Дайте мне показать вам!

Он знал, что ему дадут это сделать, понимал, что они пойдут и посмотрят. И в то же время отдавал себе отчет в том, что это может и не помочь ему. Никто не видел, как он уходил отсюда через потайную дверь и как возвращался. Только Хитч мог бы спасти его, но пойди попробуй отыскать его!

Когда он вел людей к кабине, то так спешил, что чуть не падал. И при этом все время твердил:

— Я застрелил шестерых парней, и никто меня после этого не тревожил. Когда же оставил седьмого в живых, меня схватили за убийство, которого я не совершал!

Убийца поневоле

Пэйн все крутился вокруг дома, ожидая, когда наконец уйдет посетитель старика Бена Барроуза, потому что хотел поговорить с хозяином с глазу на глаз. И в самом деле трудно ни с того ни с сего попросить человека одолжить вам двести пятьдесят долларов в присутствии кого-то другого, тем более если у вас имеются довольно веские основания полагать, что вас тут же выставят прочь с пустыми руками.

Однако у него была куда более серьезная причина, чтобы поговорить со старым скрягой без свидетелей. Он неспроста припас в заднем кармане большой носовой платок, свернутый треугольником, а в другом кармане — некий инструмент, весьма похожий на те, которыми открывают окна.

Пока же он прятался в зарослях кустарника, наблюдая за Барроузом, который сидел у освещенного окна, и повторяя заготовленные слова, будто он уже получил возможность их произнести.

«Мистер Барроуз, я знаю, что уже поздно, и понимаю, что вы, может быть, уже забыли о моем существовании, но отчаяние не может ждать, а я как раз нахожусь в этом состоянии. — Это звучало хорошо. — Мистер Барроуз, я верой и правдой работал в вашем концерне долгих десять лет и в последние шесть месяцев его существования делал все, что мог, чтобы поддержать его. Я добровольно работал за половинное жалованье, помня, что вы дали слово выплатить мне все, когда дела пойдут лучше. А вместо этого вы пошли на ложное банкротство, чтобы отказаться от своих обязательств».

Далее следовало несколько слов помягче, чтобы все это не выглядело так сурово.

«Я не обращался к вам все эти годы, да и теперь не хотел бы причинять вам неудобства. Если бы я думал, что у вас и на самом деле нет денег, я бы и сейчас не пришел. Но мы все знаем, что ваше банкротство — искусственное, что вы сумели сохранить свой капитал. И уже ходят слухи, что вы организовали подставную корпорацию под другим названием, чтобы восполнить все, что потеряли. Мистер Барроуз, точная сумма вашей задолженности за шесть месяцев, когда я получал половину жалованья, составляет двести пятьдесят долларов».

Вот как раз в этом месте Паулина сказала, что надо держать себя с достоинством, не допуская никаких сантиментов и не произнося пустых слов: все должно быть ясно и точно.