Убийца поневоле

И все начало сбываться… Семью Вакаров пригласили на прием в бельгийское посольство, когда Андрюшины работы отобрали для готовящейся в Брюсселе выставки картин одаренных детей, и сам атташе по культуре поздравил ее с братом-вундеркиндом и поцеловал ей руку, а какой-то англичанин, обратившись к ней, назвал Лизу «миледи». На вечере в Доме литераторов, где брат читал свои стихи, к ним подходили самые лучшие, самые известные поэты и писатели, и один из них, тот самый, по которому сходили с ума ее одноклассницы, сказал Лизе: «Одно из достоинств вашего брата в том, что у него такая очаровательная сестра. Будь я помоложе, я бы знал, кому сделать предложение».

Журнал «Огонек» посвятил мальчику целый разворот и цветную вклейку, поместив не только репродукции его картин, но и фотографию семьи. Лиза получилась на снимке очень хорошо: задумчивая, с нежным ртом и выразительными глазами.

Она старалась постоянно быть рядом с Андреем. Чтобы он почувствовал ее незаменимость и привык всегда быть с ней. Чтобы окружающие уже не мыслили себе Андрея Вакара отдельно от его сестры. Чтобы греться в лучах его славы. И неожиданно для самой себя Лиза открыла в брате личность нестандартную, непонятную, но притягательную. И потом, он был ребенком. Ее братиком. Его кожа нежно пахла детством, у него немножко искривленный передний зубик и аллергия на апельсины, он любит спать без подушки и терпеть не может зубную пасту с мятным привкусом, ему нравится распускать длинные Лизины волосы и зарываться в них лицом, и он приходит в бешенство, если в его комнате кто-нибудь сдвинет с места хоть один предмет. Лиза в четырнадцать лет впервые узнала, что такое нежность и умиление.

Отныне она посвятила брату всю себя. В нем — ее будущее. В нем — ее счастье, благополучная, устроенная жизнь, которую никогда не смогут обеспечить ей скучная недалекая мать и примитивный служака-отец. Мальчик — та ракета, уцепившись за которую она вырвется в огромный блистающий мир.

И еще был Дмитрий, Андрюшин учитель в художественной школе, ее первая любовь, которая тогда казалась единственной и последней.

И было приглашение в Париж на выставку, персональную выставку Андрея Вакара. Боже мой, как она мечтала об этой поездке!

И был болезненно-душный летний день, к вечеру разрыдавшийся проливным дождем. Она вела брата домой после занятий живописью. Они шли под одним зонтом, тесно прижавшись друг к другу, и им было так хорошо вместе. Она так и не поняла, откуда взялись эти мальчишки.

Один из них сильно толкнул ее, и она упала, выронив зонтик. Тут же подскочил второй и ударил несколько раз ногой в живот. На какое-то мгновение у нее потемнело в глазах от боли, и она не увидела, как еще двое мальчишек напали на Андрюшу с огромными ножами.

Лиза не кричала. От ужаса у нее внутри все словно омертвело. Двигаясь, как автомат, она, рослая и сильная шестнадцатилетняя девушка, подняла на руки худенького мальчика и понесла его домой. Она не звала на помощь, не пыталась вызвать «скорую», ее разум наглухо захлопнул все двери, чтобы не допустить в сознание страшную мысль о том, что с братом случилось непоправимое. Этого не может быть. Этого не должно быть. Это просто не имеет права случиться.

Она медленно несла брата под проливным дождем, почти не чувствуя тяжести. И только подойдя к дому, подняв глаза к окнам своей квартиры и увидев отца, рухнула на мокрый асфальт, потеряв сознание.

С тех пор она каждый день пила лекарства, сначала по две-три таблетки, потом горстями. Незрелая психика ее не справилась с крушением надежды на ту жизнь, которую она себе вымечтала и которая уже почти стала реальностью.

Но было и другое. Было постоянное, неугасающее и не притупляющееся чувство вины.

Тогда, много лет назад, мать часто пеняла отцу за то, что он совсем не уделяет сыну внимания.

— Ты даже не можешь приходить пораньше со своей дурацкой работы, чтобы водить ребенка по вечерам на живопись, — выговаривала она отцу. — Разве это дело, когда дети возвращаются одни затемно.

При этих словах Лиза холодела. Ни за что на свете она не отказалась бы от походов с братом в художественную школу. Ведь для Андрея это был всего лишь урок живописи, а для нее — свидание с Дмитрием. Нет, ни за что не уступит она право видеть своего кумира, сидеть с ним рядом, смотреть на него, говорить с ним. Если Дима просил Лизу позировать, то усаживал ее, придавал нужную позу, легкими движениями рук поворачивал ее лицо к свету, укладывал в живописном беспорядке волосы. От его прикосновений девушка умирала. Да разве можно было от этого отказаться?

— Ну что ты, папа, — мягко говорила она отцу, — не обращай внимания на мамины слова. Я уже достаточно взрослая, чтобы приводить Андрюшу по вечерам. Я же понимаю, как много ты работаешь, как устаешь, а мне все равно делать нечего.

После гибели сына Елена без конца твердила мужу:

— Если бы ты был с ребенком, этого не произошло бы. Для тебя всегда твоя дурацкая работа была важнее семьи и детей.