Убийца наваждений

С тех пор как Клетчаб окончательно принял решение поживиться, он начал на работе натужно кашлять, и через пару дней владелец заведения его рассчитал. То есть выгнал от греха подальше, заплатив гроши. Мнимый выходец из Маконы заунывно причитал, рассказывая о своей жене и выводке детишек – упасите Пятеро, у него даже в лучшие времена в Иллихее никаких таких захребетников не было! – но ему велели убираться вон и больше тут не появляться, иначе худо будет.

Что и требовалось: не сам бросил работу накануне ограбления, его оттуда вытурили как заразного, и если потом придет какой-нибудь цепняк с вопросами, о хвором уборщике никто вслух не вспомнит, чтобы закусочную не оштрафовали за нарушение санитарного режима.

Луджереф уже приступил к вдумчивому изучению здешних законов, которые ему предстояло нарушать, и практикуемая в Венге система штрафов вызвала у него уважительную оторопь: ежели захотят, в два счета без последних штанов оставят.

Не смея радоваться тому, что пока все идет как по маслу – а то вдруг своей радостью спугнешь шальную удачу, он ведь уже научен горьким опытом! – Клетчаб отправился мастерить куклу из лоскута и проволочных отходов, купленных в магазине «Сундучок умельца».

Корпя над чулочками с грузиками для своего страшила, он злорадно ухмылялся:

«Умельцы мы такие, каких вы тут еще не видели… Хасетанские умельцы!»

Поселился он в мансарде с грязным окном, которая сдавалась по дешевке, опять же нелегально. Самое то: неприметная щель, каких в большом городе тьма-тьмущая. Ботинки на ночь убирал в клеенчатую сумку, которую вешал на вбитый в стену крючок, чтобы какая-нибудь сволота из народа Лунноглазой в них не нагадила. Ничего, недолго осталось: когда он выполнит свой обет и чин чинарем принесет в храм два изумруда, Госпожа Кошка должна будет сменить гнев на милость. Всяко должна, иначе нечестно получится.

О том, чтобы забраться в квартиру со взломом, не могло быть и речи. Положим, с отмычками Клетчаб Луджереф управляться умел, но в Венге для охраны замков сплошь и рядом используют магических «сторожей» – этакую специально выращенную мелочь, которую хозяева прикармливают собственной кровью. Оно и парализующий яд тебе впрыснет, от которого рука на целый час онемеет, и хай поднимет, сразу станет не до дела. Не желая связываться с этой пакостью, Луджереф разработал другой план.

Наблюдательный пост неподалеку от дома он занял заблаговременно. Площадка со скамейками под навесом – такие возле каждого подъемника устроены. И обычное дело, чтобы там кто-нибудь кого-то дожидался. Мужчина в низко надвинутом картузе, с расстегнутой объемистой сумкой, из которой выглядывали пучки кудреватой зелени, не должен был вызывать подозрений. Зелень – это значит, он ее разносит, куда велено, честно зарабатывает. А о том, что внизу, под кульками с товаром, лежит собственноручно изготовленный «морок», накрытый картонной коробкой, чтобы торчащие из спины кости оставались в сохранности, ни одна проныра не догадается.

Дамочка чаще всего пользовалась подъемником, чтобы не ходить до закусочной по четырем маршам ступенек. Сегодня она была в черной холле с бисерным узором – значит, вернется не скоро, а колечко надела, как недолго было вычислить, с янтарем. Прислуга, такая же пожилая, как ее нанимательница, еще утром появилась со стороны длинного железного моста для пешеходов, соединявшего Крупяную горку с соседней.

Украдкой плюнув себе под ноги – на удачу, – Клетчаб направился к дому.

Подъезд с наступлением темноты запирался, и открыть его могли только жильцы своими ключами, зато днем вход свободный. Луджереф шагал к дверям уверенно, без спешки, не зыркая то направо, то налево. Разве что замедлил шаг, чтобы всмотреться в номер и после по-быстрому заглянуть в выуженную из кармана записную книжку: новый разносчик хочет удостовериться, что не ошибся адресом, – деталь, лишний раз убеждающая возможных наблюдателей в том, что он именно тот, кем кажется.

Поднялся на четвертый этаж, позвонил.

– «Зеленые друзья»! Свежий лучок заказывали?

Отворившая ему прислуга не могла припомнить, чтобы они с хозяйкой заказывали свежий лучок. Он начал улыбчиво сокрушаться – надо же, накладочка вышла! – а потом принялся уговаривать ее что-нибудь взять для супа, мысленно изнывая: «Ну, когда же ты, сучка старая, отвернешься хоть на минуту?»

Бумажные кульки с зеленью Клетчаб разложил на полу, будто бы с целью заинтересовать эту окаянную вареную рыбину своим товаром. Зев расстегнутой сумки перекрывало донце большой картонной коробки, под которой было спрятано страшило.

– Сейчас я еще посмотрю, что у нас тут есть… – флегматично и с долей сдержанного удовольствия, словно ее несказанно увлек весь этот процесс, произнесла сухопарая служанка, отворяя облицованную деревом и украшенную поверху богатой резьбой дверцу холодильника.