Убийца, мой приятель

Миновав громаду Софийского собора, путники пересекли выложенную мраморными плитами площадь Императора Августа. Справа от них огромная толпа народа через золочёные ворота устремлялась на ипподром – по традиции утренние часы праздничных дней были посвящены религиозным церемониям, а дневное и послеобеденное время отводилось народным гуляньям и увеселительным мероприятиям. Старику и мальчику с трудом удалось вырваться из плотного людского потока и свернуть к огромной арке из чёрного мрамора, обрамлявшей внешние ворота Большого императорского дворца. Сурового вида дворцовые стражники в шлемах с золотыми гребнями преградили им дорогу, скрестив перед путниками копья в ожидании приказа старшего по званию. Между тем настоятелю было известно, что все преграды на их пути устранятся сами собою, стоит лишь упомянуть имя паракимомена, евнуха Василия, занимавшего при дворе высокую должность начальника китонитов, то есть охраны китона – императорских покоев. Его имя подействовало как пароль – услышав его, протосфатий, начальник дворцовой стражи, который случайно оказался рядом, послал одного из своих подчинённых сопроводить двух путников к высокому вельможе.

Миновав сначала пост промежуточной, а затем и внутренней охраны Большого дворца, старик и мальчик оказались в самом дворце, следуя в сопровождении охранника через вереницу палат, каждая последующая из которых по богатству внутреннего убранства превосходила предыдущую. Мрамор и золото, бархат и серебро, великолепные мозаичные панно, искусная резьба, филигранно выполненные мастерами ширмы из слоновой кости, армянская парча и индийский шёлк, арабский дамаст и балтийский янтарь – от всего этого дворцового великолепия у двух не привыкших к роскоши провинциалов рябило в глазах. В дверях одной из палат расшитые золотой нитью занавеси раздвинулись, а за ними, как оказалось, стоял немой стражник-негр. Небольшую комнату мерил шагами жирный человек с каким-то бабьим, лишённым растительности, смуглым и обрюзгшим лицом. Он остановился и неприязненно посмотрел на них. Оттопыренные губы и отвислые щёки на обрюзгшем лице придавали ему сходство с дряблой старухой, но пара подвижных, тёмных и злобных глаз буравила вошедших оценивающим взглядом, полным напряжённого внимания.

– Мне лестно, что моё имя служит пропуском во дворец, – сказал он со злобной усмешкой. – Но горе тому, кто воспользуется им без достаточно серьёзной причины.

Тут вельможа умолк, и на лице его вновь заиграла зловещая улыбка, при виде которой мальчик невольно вздрогнул и ещё крепче вцепился в свободно свисающий край одежд своего наставника. Но настоятель оказался не из числа тех, кого легко запугать. Его не смутил ни зловещий вид могущественного царедворца, ни скрытая угроза, что прозвучала в его словах. Он лишь молча положил руку на плечо воспитаннику, со спокойной улыбкой глядя вельможе в глаза.

– Дело моё настолько важно, твоя светлость, – промолвил старец, – что не стоит сомневаться в моём праве войти во дворец. Более того, оно так серьёзно, что я не могу рассказать о нём ни тебе, твоя светлость, ни кому бы то ни было ещё. Говорить о нём мне позволительно только с самой императрицей Феодорой, потому что только её одной оно и касается.

Густые брови евнуха грозно сдвинулись, глаза злобно сверкнули.

– Да? А чем это докажешь? Мой повелитель и наш великий государь император Юстиниан не считает ниже своего достоинства делиться со мной тем, что составляет государственную тайну. Скажи-ка на милость, что же из того, что известно тебе, я не имею права знать? Ты ведь, коль судить по виду и одеянию, имеешь духовный сан настоятеля одного из монастырей в Малой Азии?

– Ты совершенно прав, твоя милость. Я занимаю должность настоятеля монастыря Святого Никифора в Антиохии. Но повторяю, я абсолютно уверен, что то, что собираюсь сказать, я должен поведать императрице Феодоре лично.

Паракимомен Василий находился в некотором недоумении: упорство старика лишь разжигало его любопытство. Он подошёл ближе, его широкое лицо слегка вытянулось, а смуглые дряблые руки упёрлись в стоявший перед ним столик из жёлтой яшмы.

– Слушай, старик, – прошипел он зловеще, – у императрицы нет от меня тайн. И пока ты молчишь передо мной, ты её не увидишь. Откуда мне знать, должен ли я допустить тебя к ней, коль мне неизвестно существо вопроса. А если ты жаждущий крови еретик-манихей, прячущий в рукаве рясы острый кинжал?

Монах ещё некоторое время колебался, но, понимая силу и политический вес приближённого к императорской фамилии придворного, он наконец решился.

– Хорошо же! Если я совершаю ошибку, то отвечать за неё придётся тебе, высокий сановник, – твёрдым голосом ответствовал старец. – Знай же, что стоящий перед тобою юноша по имени Лев – это сын Феодоры. Десять лет назад она оставила его малюткой у нас в монастыре. Взгляни на этот свиток: в нём доказательство моей правдивости.