Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет)

— Да, — Чанда поклонился. — У меня очень сильный бинокль. В крыше есть три круглых окошка. Я буду в центральном. Это единственное окошко, которое хорошо видно из павильона. К сожалению, деревья заслоняют балюстраду, и я не буду видеть генерала, так как внутри павильона темнее, чем снаружи. Но он должен заметить мой сигнал. В ту минуту, когда Пламкетт пристанет, я должен завесить окно белым платком и спуститься вниз. Прежде чем я дойду до павильона, все уже должно кончиться. Понятно, что я не вывешу этот платок.

— А как вы предупредите меня?

— Думаю, что будет лучше, если я вывешу, скажем, зеленое одеяло, которое у меня там, наверху, из углового окна. Чердак просторный, я могу там свободно передвигаться и мгновенно вывешу сигнал, увидев, что какая-то лодка направляется в сторону бухты. Расположение скал таково, что лодка не может плыть вдоль берега, а должна пройти на довольно большом расстоянии от береговой линии прямо к причалу со стороны моря. Невозможно, чтобы я ее не заметил.

— А если начнется гроза?

— Тогда я вознесу благодарность всем богам, и вашим и моим, за этот дар. Пламкетт не прибудет, а у нас появится возможность что-то предпринять, не правда ли? Вдруг удастся переубедить генерала или он решить посвятить вас в свои планы? Хотя, откровенно говоря, я в это не верю.

— Я бы предпочел, чтобы Пламкетт прибыл сегодня, — Джо навернул на палец бечевку, которой был стянут мешочек, и начал его раскачивать. — Что же… займем свои позиции и будем ждать. Это единственное, что нам остается. Если Пламкетт появится, я поговорю с ним. Вы сразу же идете на крышу, мистер Чанда?

— Да.

— В поле вашего зрения окажется и парк. Был бы вам признателен, если бы вы просигнализировали мне, увидев там нечто необычное, даже если это не будет лодка господина Пламкетта.

— Хорошо, — старый бирманец согласно кивнул головой. — Я позову вас из окна и скажу нечто ничего не значащее, просто чтобы обратить ваше внимание. Вы имели в виду что-то конкретное, говоря об этом?

— Нет, — покачал головой Джо. — Просто из чердачного окна должны просматриваться часть парка и павильон. Постарайтесь все время находиться на открытом пространстве, чтобы постоянно видеть меня. Через минуту в непосредственной близости от павильона, за стеной поместья, на берегу появится мой человек. А я буду в парке. Думаю, что создав такой кордон, мы обезопасим генерала от нежелательного визитера. Но ваша наблюдательная позиция удобнее, и вы можете заметить его гораздо раньше нас.

— Понимаю, — Чанда опять поклонился, повернулся и пошел к дому. Минуту Джо смотрел ему вслед, после чего медленно направился в сторону теннисного корта. Посмотрел на часы. Девять тридцать. С этой минуты скалистый перешеек и весь павильон будут под неусыпным наблюдением сержанта. Джо знал его давно и был уверен, что никакая сила в мире не способна ни на секунду отвлечь его от выполнения обязанностей.

Джо посмотрел вокруг. Сейчас и Чанда с биноклем появится в окошке. И он не отойдет от окна и не спустит глаз с морского подхода к поместью.

Теперь генерал Сомервилль в полной безопасности может спокойно ожидать появления господина Пламкетта, ибо последний не появится в павильоне. Даже если ему удастся миновать незамеченным Джо, что практически невероятно, ему не пройти мимо Хиггса, который мгновенно накинется на него, как ястреб…

Было тихо, так тихо, что удары по теннисному мячу громко раздавались в неподвижном воздухе. Девять сорок. Джо направился к клумбе, потом повернул назад и по аллейке пошел к павильону. Снова повернул. Посмотрел на окна под крышей дома.

Чанда уже стоял на месте. Джо заметил блеск солнца, отраженного стеклами бинокля. Обошел клумбу, задержался у дверей, ведущих в дом, и минуту прислушивался. Потом, стараясь не шуметь, прошел через холл и заглянул в зал музея.

Профессор Реджинальд Снайдер стоял в зале, повернувшись в профиль к дверям. Джо задержал дыхание.

Прямо напротив профессора, в нескольких сантиметрах от его лица находилась скульптурная группка снежных людей.

Снайдер не шевелился. И хотя он был виден Алексу только в профиль, Джо был убежден, что лицо профессора отражает чувство, которое он слишком хорошо знал и часто видел ныне на лице профессора истории искусств: страх.

Вдруг руки профессора медленно поднялись. Он спрятал лицо в ладонях.

Джо бесшумно отступил назад.

Девять пятьдесят. Он вышел из дома и медленно обошел клумбу. Становилось все более душно, жара усиливалась. Но безоблачное небо начало менять оттенок, становилось бледно-зеленым. По-прежнему не было ни малейшего ветерка. Розы на клумбе испускали одуряющий аромат.