С левой стороны дороги шумел прикордонный рынок, забитый бешено орущими людьми. Одни желали продать подороже, другие — купить подешевле. Ссоры часто заканчивались потасовками и даже поножовщиной. Столь жестокие столкновения были обусловлены не одной жадностью, а еще и тем, что торгующиеся прибыли с разных сторон границы. Солдаты, дежурившие у входа, в драки не вмешивались: свои деньги они уже получили.
— Господи, — сказала Вайолетта, с ужасом взирающая на рыночный хаос, — неужели людям больше нечем заняться, кроме как копошиться в этой грязи и грызть друг другу горло?
— Разве это грязь? — удивился я. А впрочем, чему удивляться? Такие, как она, редко нисходят до наблюдения за существованием простых людей. — А с другой стороны, чем еще заниматься тому, кто родился третьим?
— Что значит родиться третьим? — непонимающе приподняла брови девушка, а ее телохранитель вытаращил свои бараньи зенки.
Сам по себе вопрос был достаточно любопытен, однако я не успел подготовить достойный ответ. Впереди показались массивные деревянные столбы. На одном восседал некогда позолоченный фернимарский лев с облупленной спиной. На другом — покосившийся дракон Коронаста, лишенный одного глаза и половины хвоста. Мы подъезжали к границе.
Собственно, проезд между этими двумя столбами и был переходом из одного государства в другое. От изрядно обветшавших символов в обе стороны уходила ограда. Но если у самого проезда забор еще представлял из себя нечто напоминающее серьезную преграду, хоть и щеголяющую множеством латок, то дальше дела обстояли весьма печально.
Стоило же пройти пол-лиги в любом направлении, как ограда и вовсе исчезала. Единственной причиной, по которой люди продолжали пользоваться Хвандским трактом, являлось невероятное бездорожье и заболоченность местности. Повозки там увязали намертво, а конь мог запросто сломать ногу. Пустошь не просто так носила название Топленьской.
У ограды с обеих сторон тракта стояли постройки пограничных застав. По пять солдат от каждого государства внимательно следили за путниками, пересекающими границу. Каждого странника останавливали, и офицеры начинали привычную игру, с виду похожую на проверку документов. Чем быстрее ты понимал правила игры и делился с пограничниками золотом, тем быстрее продолжалось твое путешествие.
Повозки самых непонятливых или жадных стояли в стороне, и парочка солдат лениво сбрасывала с них поклажу. При этом никто особо не церемонился, так что мешок с зерном мог запросто плюхнуться в лужу. Владельцы злосчастных подвод рвали волосы на голове. Граница жила своей жизнью.
— Дай им денег, — сказал я Сигону, — если только не желаешь проторчать здесь парочку недель.
— О чем ты говоришь? — Парень опять надулся, точно индюк. — С какой стати я должен платить за переход границы? Сколько раз я…
— Сейчас другой случай, — процедил я, с трудом удерживая клокочущую в груди ярость. — Можешь устроить скандал и хвалиться родословной, но это ничего не изменит. Пограничникам плевать на титулы. У них тут абсолютная власть и полная безнаказанность. Главное для них — деньги, и пока они их не получат, дело не сдвинется с места. Ясно?
— Си, дай ему денег, — подала голос Вайолетта. — Ни к чему поднимать лишний шум, а мы не обеднеем из-за потери пары золотых.
— Пара золотых — это перебор. — Я отдал назад вторую монету, хоть у меня и чесались руки потерять ее в рукаве. — Если дать им слишком много, они вообразят, что мы пытаемся что-то скрыть, и постараются выдоить еще. Один золотой — в самый раз.
Все получилось как обычно. Подавая подорожную, я скатил золотой по бумаге так, что он попал в ладонь коронастского капитана. Офицеры переглянулись и, не глядя в документ, одновременно буркнули:
— Проезжайте.
Так мы и сделали.
После того как Кордон остался позади, Уркаган вошел во вкус, и я даже смог вынудить его увеличить скорость. Мы достаточно бодро скакали по тракту, наблюдая по сторонам бесконечно унылое пространство Топленьской пустоши. Кардинально изменится пейзаж лишь после Хванда, когда мы преодолеем Топлень и направимся к Еку.
Сигон и Вайолетта негромко, насколько позволял стук копыт, беседовали. Время от времени парочка обменивалась нежными прикосновениями, не оставляющими сомнения в их отношении друг к другу. У меня же появилось время подумать о некоторых странностях. В частности, связанных с принцессой. Ну ладно, дурацкий вопрос оставим на десерт, а пока поразмыслим над другим.
Больше всего меня поражало поведение девчонки. Мне доводилось общаться с дворянами, иногда весьма высоко взлетевшими по иерархической лестнице. Бо́льшая часть относилась ко мне как к коровьей лепешке на дороге и снисходила к общению только в случае крайней необходимости. В этом смысле поведение Шу было хоть и раздражающим, но вполне привычным.