Убийца

– Справедливо, – сказал я, следя за каждым ее движением. – Доктор Сайкс, я никогда…

– Ну, конечно, вы никогда, – снова оборвала меня она. – Вы просто доктор Никогда. И это из-за вас бедный ребенок никогда теперь не узнает жизни, которой он достоин.

Разгладив на коленях габардиновые слаксы, она положила левую руку на тонкую кожу своей сумки цвета виски и погладила ее.

– Я не собираюсь стрелять в вас, доктор Делавэр. Хотя и следовало бы.

Она похлопала по сумке, ощупала пальцами вздутие на ее кожаном боку, улыбнулась еще шире и стала ждать моего ответа.

Как профессиональный комик ждет реакции публики.

Я молчал, и тогда она еще раз похлопала по сумке, уже сильнее. Что-то внутри отозвалось глухим звуком.

Что-то твердое и плотное. Намек на то, что она пришла с оружием.

Если это так и она на самом деле решит пустить его в ход, то бежать мне некуда – между нами письменный стол, и он слишком большой.

Плохо мое дело; однако я сам виноват – нарушил все свои неписаные правила, впустил ее внутрь, позволил ей застать меня врасплох.

Но ведь подобные вещи нельзя предвидеть.

Многие жертвы наверняка думали так же. Только в моем случае это непростительно; меня-то как раз учили предвидеть непредвидимое, это часть моей профессиональной подготовки. И я всегда считал, что это неплохо мне удается.

Наихудший вид высокомерия: самоуверенная небрежность.

Я изучал странную женщину с тусклыми глазами, что сидела напротив.

Ответом мне был безмятежный взгляд. В нем читалась полная удовлетворенность собой. Она заставила меня бояться – и знала это. Получила то, зачем пришла.

Угрожая мне, она впервые назвала меня по фамилии.

Новая форма интимности.

Я молчал.

Конни Сайкс рассмеялась. Потом встала, вышла из кабинета и зашагала по коридору прочь, а я соскочил с места, подбежал к двери и запер ее, чувствуя себя затравленной жертвой, и никем больше.

Глава 8

Моя единственная любовь – женщина яркая, но склонная к глубоким раздумьям и ценящая одиночество – зарабатывает себе на жизнь тем, что превращает куски древесины в гитары и мандолины несравненной красоты. Запершись в мастерской, она, словно человек-оркестр, в одиночку играет на целом ансамбле инструментов: фрезах и шаблонах, ножовках и брусках, рашпилях и лобзиках. Лезвие укрепленного на столешнице отрезного станка вгрызается попеременно то в красное, то в черное дерево, словно изголодавшийся хищник.

Нежная плоть против острых металлических полотен. Малейшая оплошность может привести к ужасным последствиям, и Робин каждый день живет бок о бок с опасностью, словно ходит по лезвию ножа. Однако беду накликала на нас моя работа, а не ее.

Я сидел за столом и думал, как сказать ей про Конни Сайкс. Мы с Робин уже давно вместе, но вопрос о том, до какой степени мне следует посвящать ее в ужасы моей работы, до сих пор остается для меня открытым. О пациентах, которые приходят ко мне на сеансы, она меня не спрашивает никогда – знает, что это бесполезно. Но другая сторона моей работы – судебные дела и расследования Майло, которые он время от времени приносит мне, как кот притаскивает хозяину полузадушенную мышь, – это открытая территория, и тут уж мне самому приходится бороться с желанием защитить ее от ненужных подробностей.

Со временем я, правда, выработал подход, который мне самому кажется удачным: каждый раз я сначала оцениваю степень ее восприимчивости к тому или иному случаю, а потом рассказываю ей ровно столько, сколько она сама захочет узнать, сглаживая при этом особенно острые углы.

Если человек работает с электроинструментом и сторонится общества других людей, то это еще не значит, что он лишен психологического чутья; вот и Робин не раз подавала мне идеи, которые в конечном итоге выводили меня на решение задачи.

Так у нас обстоит дело сейчас.

А несколько лет назад один психопат спалил наш дом. Когда первый шок прошел, Робин, как это обычно у нее бывает, взялась строить новые планы и вскоре уже вовсю руководила сооружением конструкции из прямых углов и ровных граней чисто-белого цвета, отнюдь не неприятной для глаза, которую мы со временем стали называть домом.

С тех пор никто из посетителей, чьи зады продолжали полировать потертую кожу моей старой кушетки, еще не заставлял меня почувствовать, что представляет угрозу для меня лично, – Конни Сайкс стала первой.

«Я не собираюсь в вас стрелять».

Технически это, конечно, не угроза.

Но как она при этом потирала выпуклость на сумке…

Умно, ничего не скажешь.

С другой стороны, Конни Сайкс уже показала, что готова использовать судебную систему в качестве орудия для достижения своей цели, так что, возможно, ее визит был всего-навсего провокацией. Чтобы я обвинил ее в попытке убийства, а она потом закатила бы ответный судебный процесс.

«Орудие убийства? Но это же смешно. В сумке я ношу носовые платки, косметичку и сотовый. Это оскорбление и клевета, свидетельствующие о том, что этот человек явно не в состоянии справляться с порученной ему работой».