Убийство в Ворсхотене

«Только не позволяй ему все время за ”икс-боксом” сидеть! И не корми его пиццей, а то он уже в штаны не влезает ни в какие!» — строго неслось из телефонной трубки…

— Ой, какие телячьи нежности! — ухмыльнулась Анжела, дождавшись, когда ее пассажир положил телефон в карман. — «Лапушка», «любименькая»! Да я смотрю, у вас там далеко уже все зашло.

Лазареву было неприятно обсуждать свою любимую девушку с Анжелой. Взгляда было достаточно, чтобы та все поняла и больше к этой теме не возвращалась. Тем более что ее внимание уже переключилось на пробку и пытавшихся втиснуться перед ней конкурентов по трассе. Владимир, приезжая в Москву после дорог Голландии, никак не мог привыкнуть, что тут сигнал поворота означал предупреждение, а не просьбу пропустить, поэтому всегда шарахался, когда какое-то авто с правого или левого ряда пыталось резко прыгнуть под колеса их мерседеса.

— Мда, никогда я не смог бы жить в Москве, — произнес Лазарев, стараясь окончательно переключить тему с Тани и «лапушек». — Не понимаю, как полжизни можно проводить в пробках.

— Что?! — искренне удивилась Анжела. — Пробки?! И ты это называешь пробкой?! Да это просто трасса «Формулы-1», а не пробка. Совсем вы там разбаловались на вашей Холландщине! Нет, ты знаешь, новый мэр — он в этом смысле молодец. Обещал навести порядок с пробками — и намного полегче теперь стало…

Какой бы «Формулой» ни была эта трасса, но дорога в центр Белокаменной заняла почти полтора часа. Наверное, это было неплохо для воскресного вечера, когда вся Москва возвращалась с дач. Но все-таки после Голландии…

— Вот и твой любимый ресторан с твоей любимой русской кухней, мой лапушка — Анжела припарковала машину под знаком «Стоянка запрещена» и выключила мотор.

— Да вообще-то, моя радость, русская кухня не является моей любимой. Я гурман-космополит. Последнее время вот на сычуаньскую кухню подсел как-то. Но ты же знаешь, итальянские, испанские, греческие, китайские рестораны — этого добра у меня достаточно. А вот настоящих сибирских пельменей в Нидерландах отведать негде.

Практически каждый раз, когда он приезжал в Москву, они с Анжелой ходили именно в этот ресторан. Это было удобно во всех отношениях. Вечером он всегда был забит под завязку. Соответственно, если кто и следил за ними, не зная их дальнейших планов, то пробраться туда сквозь бдительную охрану ему было бы сложно. Но Лазарев тщательно контролировал дорогу — слежки не было. Впрочем, как и обычно.

В ресторане их посадили недалеко от большого полярного вертолета.

— Слушай, по-моему, раньше он был зеленый, — неуверенно сказал Лазарев, разглядывая яркую желто-белую раскрасочку стоящей перед ним машины.

— Да? — равнодушно оторвалась от меню Анжела, взглянув на вертолет. — Может быть. Мне под туфли подошел бы сейчас красный. Можно у них заказывать смену цвета в следующий раз под одежду?

— Я ж тебе уже рассказывал, как его сюда затаскивали?

— Да, зайчик, — Анжела уже решительно отложила меню. — И про то, как его распиливали на части, рассказывал. И про то, что открытие ресторана на полгода отложили из-за этого. И про то, что знаешь это от владелицы. Да, и еще о том, что под стеклянным полом течет вода, якобы доставленная из Оби.

— Ну да, есть и такая байка. Хотя, конечно, это чистой воды байка.

— Ага, чистой обийной воды. Или обойной? Или обейной? Как правильно-то?

— Ну, судя по наличию Обской губы и Обского залива — видимо, обской. Кстати, не поверишь, в этом году в центре Гааги стояла скульптура в виде огромной чугунной задницы, которая почему-то называлась «Обь».

Их лингвистическо-страноведческие изыскания были прерваны вышколенным официантом, пришедшим за заказом. Официант был настолько вышколенный, что ему даже почти удалось не пялиться в декольте Анжелы. Почти удалось…

Лазарев знал, что ему сегодня еще предстоит трапеза. Но во-первых, он не ел за день ничего, кроме какой-то размазни, поданной в самолете. А во-вторых, как он уже объяснял девушке, где б он еще отведал строганины, мантов и местных замечательных настоек? В общем, как ни старался голландский гость сдержаться, но традиционный набор оригинальной выпивки в шести рюмочках, вставленных в брусок дерева, оказался на столе. Поделили они с Анжелой их традиционно: все ягодные настойки полегче выпила она, настойки на хрене, кедре и оленьих пантах поглотил ее ухажер, под конец вечера запутавшийся, где же перед ним манты, а где — панты.

Когда они вышли из «Сибирского», уже было около одиннадцати. Несмотря на столь позднее время, Москва была запружена машинами и толпами людей.

— Я на минутку заскочу в гастрономчик, — предупредила Анжела, садясь за руль уже в изрядном подпитии. — А то я тебе еще не успела икру купить, как ты просил.

— Они еще открыты в это время?

— Ну, ты даешь! Это ж Москва! «Moscow never sleeps», — пропела девушка, направив «мерс» в поток его еле ползущих собратьев.