Убийство в улице Морг

Вы полагаете, разумеется, что я был сбит с толку, но ведь до сих пор, догадки мои подтвердились; я знал, что иду по верному следу. Что-нибудь да не так в этом гвозде, решил я и тронул его. Шляпка гвоздя с кусочком стержня осталась у меня в руках, между тем как длиннейшая часть стержня сидела, по-прежнему, в своем месте. Видно было, что гвоздь был сломан уже давно (судя по ржавчине на изломе), вследствие удара молотком, вероятно. Я вложил отломанную часть гвоздя на прежнее место, надавил пружину, и оконница стала подниматься вместе с обломком гвоздя. Тайна была разгадана, таким образом: преступники скрылись через это окно, которое запиралось потом само собою (или было заперто ими) и удерживалось пружиною, между тем как полиция считала задержкою гвоздь.

Оставался вопрос о способе спуска злодеев на землю. Обходя кругом дома, я заметил прут громоотвода, протянутый футах в пяти с половиною от сказанного окна, следовательно, на расстоянии, с которого доступ к нему был невозможен. Но ставни четвертого этажа в этом доме устроены по старинному образцу, встречаемому еще часто на некоторых зданиях в Лионе и Бордо. Они представляют собой широкую одностворчатую дверь с решетчатою нижнею частью, за которую можно легко ухватиться руками. Когда мы осматривали задний двор, эти ставни в обоих окнах были полуоткрыты, то есть, стояли под прямым углом к стене, но, будучи вполне откинута к этой последней, ставня вышеуказанного окна должна была приближаться к громадному пруту так, что расстояние между ею и им не могло превышать двух футов. Понятно, что для входа в квартиру и выхода из нее таким головоломным путем, преступнику надо было обладать необычайною смелостью и ловкостью, причем требовалось еще, чтобы в момент его прыжка в комнату окно было открыто.

Все это, конечно, одни предположения, но я прошу вас заметить, что я упомянул тотчас о необычайной смелости и ловкости того, кто совершил это дело. Поймите хорошенько, что тут требовалась именно крайняя, скажу почти сверхъестественная сноровка…

Вы скажете мне, может быть, как и всякий юрист, что для подтверждения моих догадок о проникновении злодеев в квартиру через окно, я был бы должен скорее доказывать сравнительную легкость этого пути, а никак не выставлять на вид его трудность, но я не присяжный следователь и руководствуюсь одним рассудком в поисках истины. Поэтому, я попрошу вас сопоставить указанную мною необыкновенную ловкость с крайне оригинальным, резким (или визгливым) и неровным голосом, относительно национальности которого свидетельства были так противоречивы; причем, вдобавок, никто не мог различать в этом говоре членораздельных звуков…

Я начал как-то смутно угадывать мысль Дюпэна.

– Как видите, – начал он снова, – от способа, каким вышли, я добрался и до того, как вошли. Обратимся теперь к самой комнате. Ящики у комодов выдвинуты, обобраны, хотя «много вещей и оставлено». Скажите, не глупое ли это заключение? Почему можно знать, что в этих ящиках было прежде более вещей? Эта дама и ее дочь жили очень скромно, уединенно, редко выходили из дома; по всей вероятности, у них и не могло быть множества туалетных принадлежностей. К тому же, если был грабеж, то отчего вор не взял всего или того, что получше? Главное же, почему он оставил мешочки с четырьмя тысячами франков золотом, а потащил с собой груз белья? Почти вся сумма, выданная банкирскою конторою г-же Лэпанэ, найдена в целости, что не мешает полиции поразиться совпадением выдачи этой суммы и совершенным убийством… Но мало ли бывает подобных же совпадений на свете! Они проходят, большою частью, и незамеченными, но составляют истинный камень преткновения для тех мудрецов, которые не изучали теории вероятностей. В данном случае, исчезновение этих денег, при получении их г-жею Лэпанэ за два или три дня до ее смерти, составило бы уже нечто более простого совпадения, оно указывало бы на повод к преступлению. При наличности же этих денег, видеть в них причину совершенного злодейства уже слишком неосновательно.

Перейдем теперь к самой жестокости убийства; к той необыкновенной силе, которая потребовалась, например, для того, чтобы вырвать целые густые космы волос у одной из жертв или втиснуть другую в узкую трубу. Следователь и врач нашли, что синяки и переломы костей у старухи причинены каким-то тупым орудием. Я согласен с ними, но орудием этим послужила дворовая мостовая, на которую несчастная была выброшена. Полиция не догадалась об этом, разумеется, однажды приняв за непреложное, что окна были заперты наглухо изнутри… Сообразите теперь все: необычайную, почти сверхъестественную ловкость и проворство, такую же силу, беспорядок в комнате, самую кровожадную жестокость, в соединении как бы с какой-то потехой, наконец, странный голос… Какое впечатление выносите вы из всего этого?

У меня мороз пробежал по коже при этом вопросе Дюпэна.

– Весьма возможно, что дело совершено сумасшедшим, убежавшим из больницы, – проговорил я.