Убийство в соль минор

Травина. Если вы захотите задать ей этот или другие вопросы, то сможете сами с ней встретиться. Меня же интересует другое, самое важное, что и привело меня к вам: что связывало Федора и Риту, что послужило мотивом для убийства обоих? Кто тот человек, который пожелал им смерти? За что? Вам что-нибудь об этом известно? Евгения Борисовна, если вы что-нибудь знаете, расскажите нам. Даже если Федор и просил вас молчать, теперь, когда нет в живых ни его, ни Риты, вы имеете полное право открыть нам все.

Горкина. Но я ничего такого не знаю! Если бы что-то было, разве я не помогла бы следствию? Думаете, я не хочу найти убийцу своего единственного сына? Постойте… А эта хозяйка… Быть может, след тянется к ней? Может, это она решила отомстить им за то, что Рита украла у нее что-то? Или что-то, связанное с рождением ребенка? А может, детей было двое?

Лиза выключила диктофон.

— Она насмотрелась мелодрам и потом какое-то время строила свои версии мотива убийства. Я едва сдерживалась, чтобы не положить конец всему этому. К тому же она стала меня явно раздражать. Представляете, она так до конца и не осознала, что у нее есть внучка, и даже не попросила у меня ваши координаты, Валентина. И вот, когда я собиралась уже закончить разговор, она вдруг вспомнила кое-что, показавшееся мне довольно интересным.

Горкина. Не знаю, может, это важно. Сразу же после того, как Федор вернулся из Москвы, перед тем как мы с ним уехали на море, он как-то раз подошел ко мне и сказал: «Мама, если меня будет спрашивать кто-то по фамилии Хлуднев или кто-то со станции Анисовая, скажи, что меня нет, что я умер».

13. Сергей

В тот вечер в доме было как-то особенно холодно, и Ерема, несмотря на наличие парового котла, от которого мягкое тепло разливалось по всем радиаторам в доме, затопил камин в гостиной. День выдался таким насыщенным, тяжелым и долгим, что мы боялись за Валю. Слишком уж много навалилось на нее.

Мы с Валей расположились на диване перед камином, Ерема — в кресле, рядом. Мы смотрели на огонь, и каждый, я так думаю, прокручивал в своей памяти все то, что нам пришлось услышать, узнать.

— Смотрите, — сказала тихо Валентина, закутываясь в плед и словно обращаясь к огню. Оранжевые блики играли на ее лице, волосах. — Смотрите, как все получается. У меня были мать, отец, бабушка, вторая бабушка, даже дед, куча родных мне людей, из которых только бабушка и любила меня, а остальные вообще не желали знать о моем существовании. Я не понимаю, что мешало моей матери оставить записку в пеленках, где говорилось бы о том, что я — внучка Елены Соленой? И вообще… Вы только представьте себе — меня, грудного ребенка, положили на холодные ступени. Да у нее не было сердца! Или же оно заледенело тогда, когда Федор бросил ее одну, рожавшую в квартире, корчащуюся от боли. Когда он предал ее, оставил умирать! Получается, что и у него тоже не было сердца. Может, и оно тоже заледенело от животного, парализующего страха, остановилось, когда он узнал о ее беременности, когда понял, что сотворил и какой срок ему светит, если эта история откроется. А эта Евгения Борисовна, моя бабка? Ее единственный сын погиб, и у нее, казалось бы, никого не осталось, ну, кроме сестры, конечно. Неужели ей не хочется увидеть свою внучку, которая плоть от плоти ее сына? Может, я ничего не понимаю? Вы скажите мне! Я что — прокаженная какая-то?!

А дед… Пианист Вайс. Хотя точно мы ничего не знаем. Но все равно. Пусть не Вайс, а кто-то другой, отец Риты, он вот тоже самоустранился, не принимал участия в воспитании дочери. Какой-то хаос в душах этих людей. Они словно сорвались с оси, потеряли ориентиры.

А я сама? Сережа, посмотри на меня! Я ведь тоже сбежала из интерната, когда мне было пятнадцать. Ты думаешь, я вспомнила о Елене Николаевне? Подумала о том, что она, сущий ангел, женщина, любившая меня, будет страдать? Ничего подобного. Мы были как пьяные, действовали, словно во сне. Я радовалась, что выбралась наконец из интернатовских стен, почувствовала запах свободы. Мы приехали в Питер, красивейший город. Да, мы связались с нехорошими людьми, распространяли наркотики, чтобы были деньги на жизнь… Да чем мы с Н. только не занимались. И все было как-то весело, отчаянно, адреналиново! И это удивительно, что мы не попались, что хватило ума купить дом и не закончить наши дни за решеткой или где-нибудь в канаве. Хорошо, что сами не курили, не пили. Так, выпивали, конечно. Я курила обыкновенные сигареты, но потом и их бросила. В доме и так было не продохнуть, все же кругом курили. Ладно, на сегодня хватит. Я пойду спать.

Она сказала «пойду спать», а не «пойдем спать». Значит, хотела побыть одна.

И я остался с Еремой.

— Давай проверим этого Вайса, — неожиданно предложил он. — Тема-то зачетная. Представляешь, как Соль обрадуется, если выяснится, что он — ее дед?

— Хорошо. Вот завтра утром и начнем действовать.