Мы стояли в дверях, близко, совсем близко друг к другу. Он пристально смотрел мне в глаза, и я чувствовала, как с каждой минутой все больше и больше теряю над собой контроль, но мне уже было все равно.
Однако он проявил сдержанность и решительно шагнул к порогу.
— Есть кто-то другой, да?
Я подумала о Нью-Йорке и о человеке, занимавшем определенное место в моей жизни. Но теперь все это казалось таким далеким, и я сказала:
— Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
Он кивнул.
— А я увижу вас еще?
Я рассмеялась, и потому что избавилась наконец от внутреннего напряжения, и потому, что меня растрогал его взволнованный тон.
— Ну, конечно, — сказала я. — В субботу утром я занимаюсь планеризмом, а потом сразу же вернусь сюда. Я вам позвоню.
Майкл был удивлен. По-видимому, он думал, что на следующей день я повезу Нэнси домой в Нью-Йорк и уже не вернусь. Он не мог себе представить, что я поступлю иначе. И я лишила его возможности сказать то, что он непременно — я была абсолютно уверена в этом, — сказал бы мне. А именно: что мне не следует сюда возвращаться, что дело обстоит гораздо серьезнее, чем мы предполагали, и никто, а в первую очередь я, не застрахован от опасности.
— Спокойной ночи, Майкл, — сказала я, — и спасибо за приглашение снова пообедать вместе.
Я поспешно закрыла дверь, потому что еще минута, и я не совладала бы с собой.
Укладываясь в постель, я слегка посетовала на то, что позволила Майклу Доминику вскружить мне голову, но вынуждена была признать, что были у меня в жизни грешки и посерьезнее.
Глава 17
На следующий день учащихся в школе убавилось наполовину. Я отправила Нэнси с преподавательницей, отвозившей группу девочек, живших в Нью-Йорке, а затем попыталась вернуться к повседневным занятиям, что не составляло особого труда, поскольку единственное, что мне нужно было делать, это смотреть и слушать. Четверг и пятницу я провела в библиотеке, размышляя над известными мне фактами, но ни к какому выводу так и не пришла. Полиция интенсивно занималась расследованием, и я видела Майкла только дважды, да и то издали, каждый раз с кем-нибудь из его сотрудников.
В субботу я встала рано. Мне предстояла трехчасовая поездка на машине. В полдень мне надо быть на планерном поле в Виргинии, где мы условились с моей вьетнамской приятельницей провести неофициальные состязания.
Я уложила в сумку все необходимое снаряжение и поспешила в Главный Корпус. Было около восьми часов, и уже вовсю светило солнце. По субботам в «Брайдз Холле» тоже проводятся занятия. Первый урок начинается в восемь тридцать, но некоторые девочки уже успели позавтракать и направлялись в класс.
Я укладывала сумку в багажник, когда кто-то окликнул меня. Оглянувшись, я увидела бегущую ко мне девушку из канцелярии с пачкой писем.
— О миссис Барлоу, не откажите в любезности опустить эти письма на почте в Бернхеме. Я забыла их взять в преподавательской вчера, когда приезжала почтовая машина, и теперь пришлось бы ждать до понедельника.
Я сказала, что, конечно же, с удовольствием опущу их, и она вручила мне перетянутую резинкой пачку, в которой было штук двадцать писем. Я положила их на переднее сиденье рядом с собой и, к моему стыду, тотчас же забыла о них.
Моя голова была занята совсем другим. Всю дорогу до Франт-Рояла я в который уж раз пыталась осмыслить все, что мне удалось узнать с момента приезда в «Брайдз Холл», и вычленить какие-то детали, которые помогли бы установить виновников двух убийств, а возможно, и выявить их мотивы.
И чем больше я думала, тем охотнее склонялась вслед за Анджелой к мысли, что Мэри погибла либо потому, что увидела или услышала что-то в заповеднике Балюстрода, либо потому, что кто-то думает, будто она сфотографировала двух находившихся там людей.
Какие еще могут быть причины для убийства несчастного ребенка? Мэри могла не нравиться, с ней могли не желать заводить дружбу, но, насколько мне известно, она ни в чем не повинна, она не совершила ничего такого, что могло подвигнуть кого-то на ее убийство. Если в тот день в газебо оказалась Сисси Браун, то и она вполне удовлетворилась бы Инквизицией, где у нее была возможность выместить на Мэри всю свою злобу.
Кто же были эти двое в газебо? Что они там делали? Сумеют ли в лаборатории полиции что-нибудь извлечь из фотографий? Я не возлагала на это особых надежд. Увеличение порой делает изображение еще менее ясным. Все зависит от качества оригинала. Никакая самая искусная лаборатория не может сделать более четким то, чего на фотографии нет. А что, если именно одна из этих особ на фотографии звонила Салли и справлялась насчет фотопленки, а потом убила Гертруду из опасения, что Мэри могла доверить ей свою тайну?