– А что именно он говорил по этому поводу? Расскажите подробнее.
– Я не знаю подробностей. Он редко об этом говорил, только когда был в невменяемом состоянии. Он то плакал, то хохотал как сума– сшедший и все твердил: «Я убил ее, я убил ее, я убил свою мать». А когда был нормальным, тогда вообще на эту тему говорить не хотел, просил, чтобы я оставил его в покое. Вот с тех пор его жизнь пошла под откос. Он все реже посещал лекции, а на пятом курсе вообще бросил институт.
– А Прохор Степанович знал о его пристрастии к наркотикам и бреде на счет убийства матери? – спросила я.
– Сначала я не хотел ему сообщать, надеялся, что мы с Володей сами справимся, но когда понял, что нам вдвоем это не под силу, сказал. До сих пор виню себя, что не сделал этого раньше, может быть, удалось бы спасти Володю. Я считал, что вмешивать родителей в свои проблемы – это как ябедничать в детском саду, вот поэтому и сообщил с опозданием, уже перед уходом Володи из института.
– А как Прохор Степанович отнесся ко всему?
– Долго не мог поверить. Володя не дурак, к отцу всегда приезжал в нормальном виде, был самим собой. Поэтому узнать, что его сын стал наркоманом, было для Прохора Степановича, как гром среди ясного неба. Он тут же положил его в клинику, но, выйдя из нее, Володя стал еще хуже. Наотрез отказывался возвращаться к нормальной жизни. В итоге Прохор Степанович понял, что чем чаще Володя лежал в больнице, тем хуже становился. Он как будто пытался с лихвой компенсировать дни, проведенные без наркотиков.
– А по поводу матери, что говорил Прохор Степанович?
– Он также, как я, считал это не более чем наркотическим бредом.
– Когда точно у него возник этот бред? – продолжала я уточнять.
– Думаю, Ангелиночка, вы напрасно придаете этому такое значение. Наркоманов еще не такие мысли посещают, да простит меня Володя.
– И все же? – упорствовала я.
– Хорошо, если угодно, где-то в конце четвертого курса.
– Володе было двадцать два?
– Двадцать три, он на год позже закончил интернат. В детстве долго болел воспалением легких.
– Еще мне необходимо знать, где я могу найти Надежду Ковалеву и Ларису Петровну.
– Чтобы проверить всех Вовкиных знакомых, вам жизни не хватит, у него их было не меряно.
– Егор, кто из нас детектив, вы или я? – Я решила поставить парня на место.
– Конечно вы, простите, кажется, я лезу не в свое дело.
– Вот именно! Итак?
– Я знаю только телефон Нади. Иногда я встречал ее и она хвасталась, как хорошо они живут с мужем и что у них новая трехкомнатная квартира на Новокузнецкой, приглашала в гости, а адрес Ларисы Петровны, наверное, можно найти в деканате.
Егор сказал мне телефон Нади и рассказал, где находится институт. Я попросила его оставить также и свой номер телефона, на всякий случай.
– С огромным удовольствием, звоните в любое время, не обязательно по делу, можно встретиться, сходить куда-нибудь, всегда буду рад…
Егор опять начал оказывать знаки внимания.
– Спасибо, если будет время, позвоню, – я не стала его разочаровывать. – И еще. Может быть, у вас есть предположение, где Володя доставал наркотики.
– Это, наверное, никому не известно. Володя, когда хотел, был очень скрытным, но пару раз обмолвился, что у него появился друг, который как никто его понимает. Мне было обидно слышать подобные слова. Я пытался узнать об этом друге побольше, но Володя всегда отшучивался или кричал, чтобы я не лез в его жизнь. Не знаю, существовал ли этот друг на самом деле или это был плод нездорового воображения, но позже Володя о нем никогда не упоминал.
Я поблагодарила Егора, мы с Ваней ушли.
– Куда теперь? – спросил Ванятка.
– Сейчас решим, – сказала я, – дай-ка мне мобильный. – И набрала номер Надежды, особенно не рассчитывая на удачу. На часах было 17.00, в это время большинство людей на работе. Надя к их числу не относилась, откликнулась звонким голосом:
– Алле?
– Добрый день, – сказала я, – меня зовут Ангелина, я знакомая Егора Дилояна. Это он дал мне ваш номер телефона, так как мне нужно с вами поговорить по важному для меня делу.
– Ангелина… Надо же, какое редкое имя, у меня никогда не было знакомых с таким именем. А когда вы приедете? – спросила она.
В то время, когда она говорила, мне приходилось отставлять трубку подальше от уха, иначе у меня могли лопнуть барабанные перепонки. Ее голос был слишком звонким, и она почти что кричала. Ваня, не напрягаясь, слышал все.
– Я к вам приеду сразу же, как только вы мне скажете адрес.
– А-а. Пожалуйста. – Она назвала улицу и номер дома, продиктовала код. И добавила: – У меня прекрасная трехкомнатная квартира с евроремонтом, окна выходят…
– Хорошо, приеду, тогда и покажете, до встречи. – Мне пришлось пресечь дифирамбы ее квартире, я нажала отбой.
– Странная женщина, не спросила, по какому мы делу, уверена, она даже не услышала, кто дал нам ее номер телефона, – сказала я.
– По-моему, она просто с приветом. А орет как оглашенная, я чуть не оглох, – сказал Ваня и включил двигатель.
– Нужно ехать к метро «Новокузнецкая»… – начала было я.
– Слышал! – буркнул он.