С расслоением и деградацией общества появилось такое юридическое понятие, как «притонная преступность». Местами преступления становятся квартиры, частные дома, заброшенные подвалы, где собираются компании нигде не работающих людей – бомжи, бродяги, проститутки, хронические алкоголики, сводящие времяпровождение к бытовому пьянству. Такие объекты знакомы участковым и уголовному розыску, как очаги стихийно возникающих разного рода конфликтов – от пьяных драк и пожаров до серьезных криминальных инцидентов, в том числе убийств. Расскажу один такой случай. Убийство с использованием ножа, обнаруженного, однако, не сразу, и медико-криминалистические экспертизы со сложными лабораторными исследованиями.
Полуосвещенный подъезд старого двухэтажного дома. Войдя в него, мы сразу натолкнулись на закрытую дверь..
– Седьмая квартира, – сказал следователь, взглянув на цифру, написанную мелом на темно-коричневом дереве с потрескавшейся и давно облупившейся краской.
Миновав темную тесную прихожую, входим в кухню. Оттуда в комнату. Руки ощупывают стены в поисках выключателя. Ага, вот он. Щелк, щелк. Но света нет. И тишина. Лишь трещит под ногами разбитое стекло. Постепенно глаза привыкают к полумраку. Хмурое зимнее утро уже заглядывает в окно. Все же работать в таких условиях невозможно… Вернулся следователь и принес две лампочки. Сказал, что одолжил у соседей. Мы ввинтили их в патроны. Помещение залил какой-то неестественно яркий свет. Утренняя синева за окном пропала. Инстинктивно зажмуриваю глаза. Дежурная оперативная группа – следователь прокуратуры, инспектор уголовного розыска, эксперт-криминалист и судебно-медицинский эксперт – начала работу по осмотру места происшествия.
Вот что мы увидели. Кухня. В углу автомобильное сиденье, с кое-где выступающими из-под рваной кожи пружинами. Прямо на нем гора грязной посуды, окурки, куски хлеба. На подоконнике и под ним много пустых бутылок. Дотошный инспектор уголовного розыска взялся подсчитывать их и насчитал по всей квартире ровно 92 штуки.
– Без малого сотня, – с мрачной усмешкой заметил следователь, внося эту цифру в протокол осмотра.
Но главным «украшением» кухни был стол. Уже потом, когда мы ушли оттуда, я подумал, что даже самый искусный фантазер, наверное, не смог бы представить себе ничего более живописного. В центре стола, среди всеобщего хаоса, печальным монументом возвышался электрический утюг. Его хромированные бока отражали пустые стаканы (два из которых были разбиты) и сковородку с остатками какой-то еды. На столе, как и везде, множество окурков, обгоревшая газета – видно, что пепельница считалась здесь излишней роскошью. Еще были бутылка с остатками красноватой жидкости, два грязных ножа, пустые банки. Возможно, я что-то упустил. Ведь пишу по памяти, не имея под рукой протокола осмотра. Вот там – все в точности и гораздо подробнее.
Комната. Стены в старых выцветших обоях, которые к тому же местами отсутствуют, обнажая пожелтевшую штукатурку. И если в кухне поражало ее невероятное загромождение, то здесь удивляло почти полное отсутствие мебели. В углу комнаты – кровать с потемневшей металлической обивкой, рядом с ней, прямо на полу, телевизор. Опять пустые бутылки, окурки, разбитое стекло под ногами. Пара рваных женских туфель (одна на телевизоре), еще одну дамскую босоножку нашли под кроватью. Там же пустые консервные банки.
Но вот главное, ради чего мы все-таки здесь. На стенах комнаты следы крови, местами кровь на полу, дверном проеме в кухню.