Убийство по расписанию

– Ей и самой известно далеко не все. – Доронин попытался реабилитировать себя в глазах собеседника.

– Откуда ты знаешь? С ее слов? Я уже сто раз говорил тебе, Альберт: не нужно считать кого-то глупее себя. Лично я намерен прямо сейчас наведаться к Завладской.

– А если она не дома?

– А где ей еще быть? – Сделав несколько быстрых глубоких затяжек, Лобанов погасил сигарету в девственно чистой пепельнице. – А ты не тяни время и звони Валету. Я не буду один кувыркаться в этой карусели. Лады?

– Лады, – согласно кивнул Доронин и, заметив, что Лобанов поднимается с диванчика, поспешно предложил: – Может, перекусим? Чего ты гоняешься на голодный желудок. А я прямо при тебе и позвоню Валету.

Лобанов окинул взглядом стол. Действительно, в последний раз он ел лишь ранним утром, а расположенные перед ним яства выглядели очень аппетитно. Однако, наткнувшись глазами на китайские палочки, Илья презрительно скривился:

– Я не умею пользоваться этими ветками. Нормальных, человеческих, приборов тут нет?

– Могу попросить для тебя вилку. И закажешь, что хочешь.

Лобанов взглянул на часы. Он чувствовал, что время поджимает, а в отличие от старого приятеля, бывший уголовник ставил дело выше насыщения собственного желудка. В целом ему даже претил весь образ жизни Доронина. Порой Илья сожалел о том, что когда-то прикрыл задницу друга и отмотал срок за них обоих в гордом одиночестве. «Академия» пошла бы Альберту на пользу. Возможно, он тогда бы почаще включал голову и поменьше проводил времени с телками в ресторане или за своими излюбленными шахматами.

– Позже перекушу, – бросил он.

Застегнув пиджак, Лобанов стал надевать перчатки. Доронин наблюдал за его действиями и машинально подумал о том, что, как и в момент приветствия, дружеского рукопожатия не будет. Подобная манера при встречах и расставаниях была не в стиле Лобанова. Однако Альберт счел необходимым тоже подняться из-за стола. Холодную утку он уже все равно есть не станет, и, когда вернется Марина, придется ограничиться только вином и десертом. Обед был безнадежно загублен.

– Да, и что касается самого тебя, – снисходительно произнес Лобанов, поднимая глаза на шефа. – Если будешь общаться с легавыми, старайся вести себя естественно. Не суетись. Предложи сыграть в шахматы, например. И, главное, не зевай. Любой нормальный психолог, а менты – это в первую очередь психологи, без особого труда поймет, что это у тебя нервное.

– Я учту. – Доронин был задет за живое, но постарался не подать виду. В эту самую секунду ему и захотелось зевнуть. Он сдержал себя. – А ты особо не лихачь, Илюха. Наломаешь, не дай бог, дров, как в прошлый раз...

Лобанов подозрительно посмотрел на него, но решил воздержаться от лишних комментариев. По-братски похлопав Доронина по плечу, он сдвинул портьеру в сторону и вышел из кабинки.

* * *

Вторник. 12 часов 49 минут

– Чем занимается этот фонд? – Гурову показалось, что он ослышался.

Все это время Цаплин излагал, как по писаному, собранную по «Эдельвейсу» информацию. Он занял пассажирское место в «Пежо» рядом с Гуровым и старательно отмахивался от табачного дыма. В отличие от полковника, майор никогда не курил и вообще очень педантично относился к собственному здоровью. Хотя такое отношение не было личной инициативой самого Цаплина. Оно было продиктовано его женой. Майор постоянно ходил с компактным металлическим термосом, куда каждое утро супруга наливала ему какую-то заваренную траву, и делал определенное количество глотков строго по часам, он периодически смазывал виски разными тибетскими маслами, а в кармане брюк неизменно таскал с собой одну или даже две иголки ипликатора Кузнецова, чтобы в нужный момент поколоть ими подушечки пальцев для снятия стресса. Все это тоже придумала жена майора, что служило постоянным предметом насмешек со стороны коллег Цаплина. Но он никогда не обращал особого внимания на их безобидные уколы.

– Вы меня совсем не слушали, Лев Иванович? – Он достал из внутреннего кармана пуховика термос и стал скручивать крышку.

– Да нет, я слушал, Яша. Более того, я все прекрасно понял. – Гуров выбросил окурок за окно, и тот мягко приземлился в большой пушистый сугроб. – Усыновление и удочерение детей за границей, когда от них тут безнравственно отказались родные мамаши... Дело очень нужное и, я бы даже сказал, благородное. Меня не сильно удивит даже тот факт, что «Эдельвейс» тесно сотрудничает с первой городской больницей, а в частности, с отделением Завладской. Думаю, на поверку так и окажется. Ничего криминального. Вроде бы...

– Но... – подхватил мысль полковника младший по званию товарищ. Он сделал несколько мелких неторопливых глотков отвратительно пахнущего напитка, непроизвольно заставив Гурова поморщиться.

– «Но» – это Валет, Яша. – Полковник хлопнул себя по колену. – Вот оно самое большое «но», которое меня настораживает. Какое отношение к столь высокому благородному делу, как забота о детях, может иметь такой прожженный уголовник, как Борис Щетинин?

– Он – начальник службы безопасности «Эдельвейса», я ведь вам уже говорил.