Убийство по графику

Мать на момент отвернулась от Нины, чтобы повернуться к той, что подошла к ней сзади. Медленно поворачиваясь обратно к алтарю, Мать умиленно улыбалась малышу на руках. Нину пронзило осознание. «Сын, мой любимый сын!» – пронеслось молнией в голове. Что-то не так! Что-то сердце бьется сильно и беспокойно. Никак нежное умиление малышом сестер и Матери не внушало покоя Нине. Какой-то шальной блеск в глазах, пусть беззлобный, но сумасшедший наводил в душе Нины страх за малыша. Нина пыталась вырваться, но сестры ее сильно и крепко держали за руки. Мать удивленно вскинула бровь.

– Милая, ты что? Ему не будет плохо. Это честь для него быть представленным Праматери. Посмотри, как он спокоен и счастлив.

Малыш, ее сын, лежал на алтаре, весело гукал. Хлопая глазками, смотрел чистым, детским, наивным взглядом вокруг. И вот он увидел свою маму. Малыш заулыбался, задрыгал ручками и ножками, зачмокал губами, давая маме понять, что прошло много времени и он хочет кушать. Малыш был счастлив, в детских глазах мерцали веселые звездочки. Нина смотрела на сына с любовью. Но вдруг что-то брызнуло ей на лицо. Нина заморгала глазами, обтерла лицо о плечо и нашла взглядом сына. На застывшем лице в расширенных глазах малыша успели отразиться только испуг и боль. Его личико бледнело. Нина почувствовала, как расширяются ее глаза, рот искривился в крике, которого нет. Она увидела кинжал в груди сына. Очень быстро взгляд малыша угасал, из него уходила жизнь. Нина почувствовала морозный холод, потом жар и снова холод, боль в мозгу и мгновенность происходящего на несколько секунд оставило Нину в подвешенном состоянии пустоты и шока от увиденного, ещё не в полном осознании, что сына она потеряла навсегда. Она не верила глазам, ей хотелось освободить руки и рвать, рвать свои глаза, тем самым отрицая очевидное. Тяжело стало дышать, на секунду показалось, что она забыла, как это делается. Казалось, реальность рвала ее внутреннее душевное пространство. Она куда-то падала. Пропало чувство реальности. Мозг тупел, в груди жгло, а душа кричала:

«Ну не бывает так!! Не бывает!! Нельзя два раза умереть!! Предательство, опять предательство! Это сон, сон! Я проснусь, я сейчас проснусь!»

Нина неистово изогнулась, и с силой и с особым остервенением принялась кусать до крови свои руки, где смогла достать. Кусала и кусала, ей казалось, что она вот-вот от боли проснется, страшный сон отступит, и она вновь окажется в своей нынешней счастливой жизни. Но пробуждение не приходило. И с каждой секундой сознание Нины понимало ужас происходящего. Казалось, ее разум покидал мозг, тело ослабло. И вот в тот самый момент, когда понимание полностью поглотило ее мозг, изнутри, из самых глубин ее души, вырвался крик. Крик убитой горем матери, крик, леденящий душу и сводящий с ума сознание. Нина кричала, кричала долго, как ей казалось, вечно. Она ненавидела себя, слезы лились ручьем, сквозь их пелену Нина видела мертвого сына, истекающего кровью, а камень монотонно и безразлично впитывал и впитывал красную жидкость. Жадно пил, желая выпить все до капли. Явь это или игра ее уже больного разума, Нина не знала. Ей было уже все равно. Она труп, живой труп, она умерла вместе со своим ребенком. Пусто. Темно. Нина падала, падала куда-то в пропасть.

Ноябрь. Легкий заморозок. Земля покрылась тонким слоем белого снега. Первый, такой чистый. Мария смотрела в окно, настроение было приподнятое. Наконец-то ушла слякоть, стал светлым и не таким печальным вид из окна. Все хорошо. Закончен переезд. Уют в квартире постепенно приобретал очертания. Ей несказанно повезло с мужем. И родители у Сергея замечательные. Когда Маша с ними познакомилась, её хорошо приняли. Сына они воспитали сильным и надежным человеком. Маша понимала это и ценила. Очень не хотелось быть похожей на некоторых ее сотрудниц, которые за чашечкой кофе, распаляясь праведным гневом, сетуют на козни свекрови и вечно где-то пропадающего, неблагодарного мужа.

«Где-то, – хмыкнула Маша про себя, – смешно. Да работают наши мужики. Вон мой тоже пропадает. Вышла замуж за следователя, сама виновата, знала, за кого шла. И пошла с радостью. Такого, как мой Серега, еще поискать надо».

Маша не знала, за что ей обижаться на жизнь, может, она счастливая такая родилась? Потом нахмурилась, вспоминая детдом. И, прокручивая свою жизнь в детдоме, пыталась найти, на что можно обидеться, но не нашла. Было все хорошо. Сплоченный, дружный коллектив, заботливые и нежадные на ласку воспитатели. Тряхнула черными локонами и, понимая, что действительно на жизнь обижаться ей не на что, закуталась в мягкий, махровый халат. Нет, однозначно, она ни о чем не жалела. Семью и родителей она приобрела, когда вышла замуж. Родители мужа – приятные в общении люди, они всегда поддерживали и оберегали молодых. Мама Сережи называла Машу доченькой, а Маша Антонину Ивановну – мама. Они и сейчас пошли навстречу молодой семье. Родители переехали в Машину однокомнатную, а им с Сережей уступили свою двушку.