Убийство на Васильев вечер

Сафронова безропотно открыла сумочку, и передала начальнику сыскного отделения записную книжку. Поляничко открыл её, нашел вырванное место, взял у адвоката листок и приложил — линия отрыва совпала.

— Подлец, какой же ты подлец! Я так и знала, что ты мне изменяешь! — жена Шилохвостова горько разрыдалась. — Теперь я понимаю, зачем ты вернулся в этот дом. А мне сказал, что забыл очки…

Повисла тишина. Только было слышно пение диковинных птиц и хриплое дыхание заведующего ломбардом.

— Позволите вопрос? — Краснопеев поднял руку, как гимназист.

— Пожалуйста.

— А почему укол пришёлся именно в пятку?

— Пятку спящего человека легче ухватить и удержать, став к нему спиной, если он вдруг проснётся. Да и заметить след от укола не так просто. К тому же, всегда можно подумать, что человек просто наступил на что-то острое.

— Вы сказали, что господин Шилохвостов и раньше носил с собой шприц, но не смог им воспользоваться. По вашим словам, он прятал его в футляре. Как вы это установили? — поинтересовался доктор Нижегородцев.

— Ещё за столом, я обратил внимание, что Александр Николаевич достал очки из кармана, а не из футляра, который весь вечер находился на столе. И когда он собирался уходить, то очки так же убрал во внутренний карман пиджака, а футляр — в боковой. Согласитесь, это странно. Вот я и подумал, что шприц «Рекорд-Брюно» прекрасно в этом футляре помещается. Кстати, футляр и сейчас лежит на столе, но теперь уже, очевидно, с очками. Возможно, в нём остались капельки той ядовитой смеси, которой он и был наполнен. В данном случае, эксперт-криминалист сможет это выяснить. Стало быть, появится ещё одна очень важная улика.

Ардашев повернулся к учителю и сказал:

— Потрудитесь, сударь, передать футляр полиции.

Каширин тут же забрал тёмно-синюю коробочку.

— А вот, чей веронал остался на прикроватной тумбочке, — я сказать не могу — признался адвокат. — Возможно, на этот вопрос ответит дактилоскопическое исследование, но выяснение этого обстоятельства уже не играет большой роли.

— Не надо никакого исследования, — чуть слышно выговорил Шилохвостов. — Это я принёс снотворное. — Он поднял голову и добавил: — Я ни о чём не жалею. Мой брак — постылая осень. И лишь Анна скрашивала моё существование…А Иванов, зная, о наших отношениях, всё равно домогался её, и, в конце концов, добился своего. Он растоптал короткое счастье. Да, я простил Анечку, но не Иванова, который унизил меня, а потом ещё пригласил к себе на Васильев вечер. Я не боюсь каторги, потому что меня больше нет. Перед вами говорящий труп без души, без сердца, без чувств…Если сможете, не поминайте лихом.

Все умолкли. Сафронова боялась поднять глаза. А её муж, закрыв лицо руками, раскачивался из стороны в сторону, точно сошёл с ума. И только английские напольные часы, не замечая человеческой трагедии, продолжали спокойный и размеренный ход.

— Если об отношениях господина учителя и актрисы вы узнали, благодаря блокнотному листу, то, как вы догадались о тайной связи Иванова и актрисы? — справился Краснопеев.

— Было понятно, что у господина учителя мог быть только один мотив для совершения преступления — ревность. Естественно, я не имел ввиду ревность по отношению к его супруге. И потому оставалась предположить адюльтер госпожи Сафроновой и Иванова. Как видите, всё подтвердилось.

— И всё-таки, Клим Пантелеевич, как вам удалось так быстро распутать это сложное дело? — не унимался любознательный коллежский асессор. — Что вам помогло? Были же, наверное, какие-то подсказки?

— Я изменил общепринятое правило и сначала определил возможные мотивы убийства, а потом отобрал наиболее вероятных кандидатов в преступники. Отбросить неверные версии помогли господа полицейские, за что я им исключительно благодарен.

— А уж как мы вам… Найти убийцу, за три часа — редкая удача, — вздохнул Поляничко, повернулся к помощнику и распорядился: — Доставьте Шилохвостова и актрису на допрос к судебному следователю Леечкину. Улица Мавринская — его участок…Остальные свободны. Приношу извинения за отнятое у вас время. И, как бы там ни было, — с новым 1909 годом!