– Совсем не обязательно, – не согласился Каммисон. – Определенный индивидуум – в некоторой степени аморальный, чувственный, невротический тип, грубо говоря, – вполне мог бы ощутить, как глаза заволакивает красная пелена после первого же удара. Знаешь, типа парня, который случайно переехал кошку автомобилем, а потом вылез и начал топтать ее ногами. На самом деле это страх, точнее, страх, смешанный с садизмом.
– Да, в моей школе был подросток вроде этого. Робкий, обидчивый, необщительный. Однажды другой мальчишка довел его до белого каления, и тот набросился на него, сбил на землю удачным ударом, а затем чуть не выбил из него мозги, пока обидчик валялся на полу. Мы втроем еле оттащили его от жертвы, и целых две недели пострадавший после этого провалялся в постели. Но вот может ли такой тип замыслить убийство или хотя бы заставить себя первым нанести удар? Вот в чем я сомневаюсь.
– Я бы сказал, такое маловероятно, но не невозможно, – ответил Каммисон. – Тип, которого мы сейчас измыслили, возможно, обладает богатым воображением и большой фантазер. Дав волю своей фантазии, он нарисовал в мыслях то, как совершил бы убийство: он вполне был способен послать анонимное письмо и даже самолично явиться на пивоварню. Но этим и ограничился бы. Но, допустим, Баннет обнаружил его затаившимся в засаде. Предположим, между ними произошла ссора, и наш убийца-фантазер на самом деле убил Баннета, скажем – с некоторой натяжкой – в порядке самообороны. Раз сбив его с ног по глупости, он мог ощутить вкус крови, образно говоря, и докончить начатое дело.
– Да, такое возможно. И снова напрашивается Сорн – на воре шапка горит. Никто при всем желании не назовет главного пивовара или мисс Меллорс невротиками с буйной фантазией.
Найджела сейчас уже тревожило другое – кого это недавно кто-то охарактеризовал ему слабаком в моральном плане? Нет, не Габриэля Сорна – это уж точно. И вдруг вспомнил. Это София сказала так о Джо Баннете.
Затем существует возможность шизофрении, то, что называют раздвоением личности, – продолжал между тем доктор Каммисон. – Мысль раздваивается, и обе половинки работают альтернативно. Это то, что типично для некоторых учителей и священников, когда они вдруг обрушиваются с яростными нападками на своих подопечных. Ваш убийца, возможно, в обычных условиях безобидный малый и даже не ведает, что натворил, оказавшись в другом состоянии. Джекил и Хайд – вот тебе пример.
– Пощадите нас, доктор, – взмолился сержант. – Вы вот-вот скажете, что это сам Тайлер или ваша жена сотворили такое с Банкетом.
– Я вот размышляю, – проговорил Найджел, – способно ли подсознательное раздвоение личности сделать человека склонным к намеренному злодеянию? Сорн, например, подвизается, и довольно успешно, в двух совершенно разных сферах. На пивоварне он совсем другой, совсем не такой, как в доме у Болстеров.
– Вот тут, боюсь, я ничем не смогу тебе помочь.
– В любом случае, все это весьма абстрактно. Больше фактов – это то, в чем мы нуждаемся. Как насчет того анонимного письма, сержант? Что-нибудь делается в связи с ним?
– Мы специально держим на этом человека, сэр. Во второй половине дня выемка писем в Весторн-Приорс производится дважды: в два двадцать и семь двадцать. Письмо должно было быть опущено в ящик где-то между этими двумя интервалами времени, поэтому нами наводились справки о всех передвижениях людей, как после полудня пятнадцатого числа, так и в ночь с шестнадцатого на семнадцатое. Вот список людей, данный мне Тайлером, с графами, заполненными в соответствии с их показаниями. Не хотите ли взглянуть?
– Ох, да с меня сейчас шляпа слетит! – воскликнул Найджел, вглянув на лист бумаги. – Ваш инспектор – великий либерал по части выбора подозреваемых. – Он прочел лист про себя.