Убийство как одно из изящных искусств

Убийца наверняка хорошо изучил, какие товары где хранились: он уже заранее удостоверился в том, что для извлечения требуемой коробки Марру потребуется развернуться спиной и, обведя глазами одну из верхних полок, снять коробку с высоты приблизительно восемнадцать дюймов. Эти телодвижения устраивали злоумышленника как нельзя более: едва только Марр, обратив к нему беззащитный затылок, занялся поисками, убийца внезапно извлек из-под широкого плаща увесистый молоток судового плотника и одним-единственным мощным ударом лишил жертву всякой способности к сопротивлению. Поза убитого красноречиво свидетельствовала о происшедшем. Марр рухнул на пол, естественно, по ту сторону прилавка — положение его рук подтверждает высказанную мной догадку. Вполне вероятно, что первый же предательски нанесенный удар навсегда отнял у жертвы и сознание. Неизменной отправной точкой разработанного убийцей плана, его rationale [разумным ядром (лат.)], последовательно им осуществлявшегося, являлось оглушение жертвы парализующим ударом по голове, который вызывал достаточно длительное бессознательное состояние. Этот начальный шаг, успокоив убийцу, значительно облегчал ему дальнейшие действия. Тем не менее, поскольку жертвы могли прийти в себя, что повлекло бы за собой самые нежелательные для убийцы следствия, Уильямс взял за правило, в интересах полной завершенности, перерезать своим жертвам горло.

Все произведенные им в доме Марров убийства строго соответствовали единому образцу: сначала — ударить по черепу, дабы обеспечить гарантию от немедленного возмездия, затем — полоснуть по горлу, дабы облечь содеянное вечным молчанием. Далее события, судя по оставленным следам, развивались следующим образом. Падение Марра, очень вероятно, сопровождалось глухим неясным шумом, который, при запертой наглухо наружной двери, никак нельзя было принять за уличную потасовку. Однако тревога у находившихся в кухне возникла, вероятнее всего, только когда убийца принялся перерезать глотку жертве. Чрезвычайная теснота пространства за прилавком мешала, если учесть необходимость спешки, добраться до горла беспрепятственно: чудовищную операцию вынужденно пришлось осуществлять урывками, в несколько приемов; глубокие стоны заставили домочадцев встрепенуться и броситься по лестнице наверх. Предвидя это единственно возможное осложнение, убийца заранее подготовил способ, как отразить угрозу. Миссис Марр и подручный, с проворством молодости, оба кинулись, естественно, к выходу: будь Мэри дома, втроем они наверняка спутали бы карты убийцы, и вовсе не исключено, что кому-нибудь из них удалось бы выскочить на улицу. Но чудовищные удары молотка по головам застигли юную женщину и подростка на полпути к цели. Оба простерлись на полу без чувств на самой середине лавки — и, едва только это произошло, проклятый негодяй, склонившись над телами, пустил в ход свою бритву. Беда заключалась в том, что порыв сострадания к несчастному супругу совершенно ослепил миссис Марр: заслышав его стоны, она упустила очевиднейший путь к спасению — ей и мальчику кинуться к задней двери и выбежать на открытый воздух через черный ход: само по себе это было очень важно; к тому же там куда легче было сбить с толку и задержать убийцу из-за необычайной тесноты в помещении лавки.

Тщетными были бы все попытки описать ужас, который охватил потрясенных зрителей душераздирающей сцены. Собравшейся толпе стало известно, что одной женщине по счастливой случайности удалось избежать резни, но она словно онемела и, кажется, обезумела: проникшись сочувствием к ее жалкому состоянию, одна из соседок увела ее к себе домой и уложила в постель. Таким образом, вышло так, что долгое время — дольше, нежели можно было ожидать при ином стечении обстоятельств, — никто из присутствующих, мало знакомых с семейством Марров, даже не подозревал о существовании младенца: отважный ростовщик отправился уведомить коронера[157], а другой сосед счел необходимым дать неотложные показания в ближайшем полицейском участке.