Об этом обеде в архиве клуба сохранился обширный стенографический отчет. Однако записи, выражаясь дипломатически, не «расшифрованы», репортер, который один только мог дать полный отчет in extenso [в пространном виде (лат.)], отсутствует — кажется, его зарезали. Но многие годы спустя — по случаю, быть может, не менее замечательному, а именно — ввиду появления секты душителей в Индии, был устроен еще один обед. На этот раз протокол я вел сам — во избежание новой неприятности со стенографистом. Предлагаю свои заметки вашему вниманию. Должен упомянуть, что на этом обеде присутствовал и Биток. В сущности говоря, его появление придало событию особую трогательность. Если в обед 1812 года он был стар, то в обед 1838-го он стал стар как мир. Он вновь отпустил бороду — зачем и по каким соображениям, мне не уразуметь. Тем не менее это было так. Вид Биток сохранял самый почтенный и источал благодушие. С чем могла сравниться ангельски лучезарная улыбка, с которой он осведомился о незадачливом репортере (том самом, кого он — не удержусь от сплетни, — охваченный творческим порывом, якобы умертвил собственной рукой)? Ответил заместитель шерифа[108] нашего графства, но реплику его «Non est inventus» [ «Не найден» (лат.)] заглушили взрывы дружного хохота. Биток-в-тесте хохотал как сумасшедший: мы все опасались, что он задохнется; по настоянию присутствующих, композитор подобрал дивную мелодию — и после обеда, под несмолкаемый смех и шумные аплодисменты, мы пять раз подряд исполнили песню на следующие слова (причем хор исхитрился самым искусным образом воспроизвести неповторимый смех Битка):
«Et interrogatum est а Биток-в-тесте:
— Ubi est ille репортер?
Et responsum est cum cachinno: — Non est inventus».
Chorus.
«Deinde iteratum est ab omnibus, cum cachinnatione
undulante, trepidante: — Non est inventus».
[ «И вопрошают Битка-в-тесте: — Где сей репортер?
И ответствует он со смехом: — Не найден».
Хор:
«Потом все вместе с переливчатым и веселым смехом: — Не найден» (лат.).]
Должен заметить, что девятью годами ранее, когда из Эдинбурга прибыл нарочный с известием о совершенной Берком и Хейром революции в нашем искусстве, Биток на месте лишился рассудка: вместо того, чтобы пожаловать гонцу пожизненную (хотя бы на один срок) пенсию или возвести его в рыцарское звание, он вознамерился сделать его Берком, в результате чего был облачен в смирительную рубашку. Вот причина, по которой обед тогда не состоялся. Но теперь все мы были живы-здоровы, включая одетых в смирительные рубашки; на обед явились все до единого. Присутствовало также довольно много иностранных любителей.
По окончании обеда со стола сняли скатерть — и послышались требования спеть «Non est inventus» еще раз; но, поскольку пение нарушило бы торжественность, необходимую при произнесении первых тостов, я отверг это предложение. После здравиц в честь монарха был провозглашен первый официальный тост — за Старца с Горы, — и бокалы были осушены в полном молчании.
Биток выступил с ответным благодарственным словом. Отрывочными намеками он уподобил себя Горному Долгожителю, заставив аудиторию надрывать животики от хохота, а в заключение поднял бокал за мистера фон Хаммера, которому выразил признательность за ученый труд — «Историю Старца с Горы» — и за предмет его исследования: ассасинов.
Тут я поднялся с места и заявил, что большинству присутствующих известно, без сомнения, какое почетное место отводят ориенталисты весьма эрудированному турецкому ученому — фон Хаммеру Австрийцу: он основательно изучил наше искусство в сопоставлении с его ранними выдающимися представителями — сирийскими ассасинами эпохи Крестовых походов; данный трактат, как редкое сокровище, хранится в библиотеке нашего клуба. Даже само имя автора, джентльмены, указывает на него как на историка нашего искусства — фон Хаммер, или же Молоток…
— Да-да, — вмешался Биток, — фон Хаммер: этот человек malleus haereticorum [молот еретиков (лат.)]. Все вы знаете, какой вес придавал Уильямс молотку или колотушке судового плотника. Джентльмены, я представлю вам еще одного специалиста по молоткам — Карла Марто, или, на старофранцузском, Мартелла[109]: он молотил сарацинов до тех пор, пока не превратил их в кашу.
— Во славу Карла Мартелла — то бишь Молотка!