Убийство как одно из изящных искусств

Это центральное понятие романтической эстетики требует особого внимания, тем более что именно оно до самого конца творческой жизни Де Квинси оказывало на него сильнейшее воздействие. Для романтиков воображение есть свойство, отличающее поэта от непоэта. Это свойство синтетическое, соединяющее разум и эмоцию, позволяющее увидеть явления реальной действительности в их нерасторжимой связи с миром идеальным и тем самым преобразить, расширить, приподнять воспринимаемые впечатления[185]. Воображение в теории Вордсворта и Колриджа оказывается синонимом поэтического мышления.

Следуя «Критике чистого разума» Иммануила Канта, Колридж различал «первичное воображение», то есть силу воспринимающую, своего рода «повторение в конечном уме вечного акта творения», силу, бессознательно впитывающую мир и бессознательно его воспроизводящую, – и «вторичное воображение», эхо первичного, сосуществующее с сознательной волей и подчиняющее разрозненные элементы единому замыслу, определенной художественной цели[186]. Неотделимое от непосредственного чувства, воображение постигает окружающий мир гораздо лучше, чем ограниченный целесообразностью разум ученого; оно воссоздает этот мир, окрашивая и видоизменяя его, определяя единую систему образов, придавая великому их множеству внутреннее согласие и силу. Как писал позднее Вордсворт, со ссылкой на критика Чарльза Лэма, воображение «все приводит к единству и заставляет одушевленные и неодушевленные предметы, со всеми их атрибутами… приобретать один цвет и служить одной цели»[187]. С точки зрения поэтов-лекистов, воображение должно быть переводчиком сердца, раскрывать в чувственных образах глубокую связь между человеком, вселенной и Творцом.

Мысли Вордсворта и Колриджа об искусстве, хотя частично были сформулированы позже, одушевляли их поэзию и стали отправной точкой размышлений молодого Де Квинси. С 1807 года он близко сошелся с восхищавшими его поэтами и ради них переселился в страну озер, где с перерывами жил до начала 1830-х годов. В 1809 году он нашел пристанище в доме, покинутом Вордсвортом, когда тому понадобилось большее помещение для разросшейся семьи. Тесное общение со старшими друзьями еще больше ввело его в круг их идей. Подобно Колриджу, он погрузился в изучение философии, религии, истории, литературы, античной и современной; подобно Вордсворту, наслаждался близостью к природе.

В 1817 году Де Квинси женился на дочери фермера, Маргарет Симпсон, которая родила ему восемь детей, первого из них – до брака. Она была красивой, кроткой и преданной женой, но семейное счастье не состоялось. Виною тому были обстоятельства внешнего и внутреннего свойства. Сразу после окончания университета Де Квинси лишился большей части своего состояния. Между тем он был решительно не способен ни к какой практической деятельности. Мешала врожденная робость, физическая слабость, а более всего – опиум. Недомогания и страдания, вызванные лишениями в дни его лондонского бродяжничества, заставили его еще в 1804 году прибегнуть к опиуму, единственному тогда известному болеутоляющему средству; с 1813 года Де Квинси становится рабом «коварного зелья». Как ни старался он впоследствии ценою тяжких мук избавиться от пагубной привычки, это оказалось выше его сил. Нередко по разным поводам упоминает он в своих писаниях о «рабстве», «плене», «цепях» и «звеньях» этих цепей.

Опиум парализовал его волю, способность сосредоточенно работать, отстаивать свои интересы. Положение семьи казалось совершенно безысходным, кредиторы осаждали его со всех сторон, помощи ждать было неоткуда; попытки издавать местную газету кончились полной неудачей. И тогда, в 1821 году, совершилось чудо. Гонимый страхом голода и тревогой за семью, Де Квинси с лихорадочной быстротой написал странное, беспрецедентное произведение и под названием «Исповедь англичанина, любителя опиума» опубликовал его в популярном журнале «Лондон мэгэзин». Книга сразу нашла признание и открыла автору доступ в журналы и газеты, где он до конца дней неутомимо печатал десятки, сотни работ.

Де Квинси объясняет решимость сорвать покров приличия со своих нравственных шрамов и язв желанием оставить полезную и поучительную историю слабостей и заблуждений. Он хочет пренебречь отвращением английских читателей к подобным публичным покаяниям и написать первую в английской литературе исповедь человека слабого, несчастного, но невиновного. На первый взгляд кажется, будто автор пишет лишь по прихоти своего пера, как говорил о себе Стерн. Но нетрудно убедиться в поверхностности такого суждения. Подобно «Жизни и мнениям Тристрама Шенди», «Исповедь» Де Квинси подчинена особым композиционным законам. Вся книга, хотя охватывает большой повествовательный материал, последовательно подготовляет, мотивирует опиумные излишества и раскрывает их внутренний смысл.