Убийство души. Инцест и терапия

Самоотчеты переживших инцест полны такого рода описаний их опыта, при котором внутри возникает и с помощью своего рода «рефлекса мнимой смерти» распространяется впечатление, что «это» происходит не с ними, что они не вполне существуют. Некоторые женщины рассказывают, как они фиксировались на узоре обоев, рассматривали каждую деталь структуры и оттенки цвета, удерживаясь на этом узоре, как если бы их жизнь зависела от этого. Будучи взрослыми, они уже не помнят сам акт сексуальной эксплуатации, все это замещает узор на обоях. Для терапевтов очень важно правильно понимать эти фрагменты памяти и интерпретировать эти сигналы как покрывающие воспоминания – они заслоняют собой что-то еще. Такие фиксации на зрительном восприятии или на акустических раздражителях являются попытками справиться с ситуацией, оттащить себя в сторону от происходящего, искоренить его и сделать себя неуязвимой.

«Единственным спасением… было то, что когда для нее приходило время пробудиться, ей надо было вооружиться, сделаться бесчувственной ко всему тому, что, как она знала, наступит, и отделиться от своего тела в постели как от снятой с себя одежды»[91].

Это описание напоминает мне то, что в своем эссе Грубрих-Симитис называет «армированием» Я, адаптационной способностью личности держать оборону.

Из стихов немецкого классицизма и романтизма нам известен еще один защитный механизм. В те времена женщины падали в обморок, когда были эмоционально переполнены и не могли этого вынести. Потеря сознания является одним из возможных ответов на поток стимулов, угрожающих Эго. Однако обмороки вышли из моды, если выразиться грубовато. С часто повторяющимися атаками на психическую и физическую целостность ребенка сейчас пытаются совладать другие защиты, которые постепенно становятся хроническими моделями поведения и в дальнейшем омрачают жизнь.

Бесчувственность отдельных частей тела и особенно тех телесных зон, которые подвергались насилию, может проявляться вплоть до уровня чисто физиологических процессов. Одна из моих клиенток в течение длительных периодов ощущала всю нижнюю часть корпуса как «замороженную» и не могла удерживаться от мочеиспускания во время интенсивной работы над темой своей травмы. У нее были эти симптомы уже тогда, когда в раннем детстве она подверглась сексуальному насилию со стороны отца. Они возобновились, когда девушкой она стала жертвой изнасилования. Она описывает симптомы следующим образом:

«Это как паралич в нижней части тела, и я позволяю воде просто течь. Я не могу ее удержать. В последнее время, когда я стала над этим работать, это часто бывает. Чувство, что моя кровать сейчас загорится или что кто-то навалится на меня, а я не смогу шевельнуться. Будто кто-то отнял мои силы, отключил мое сопротивление. Я чувствую себя как робот, которым никто не управляет, но его сделали неспособным противостоять».

Это роботоподобное, безэмоциональное функционирование Меерло назвал «роботизацией», а Нидерланд – «автоматизацией Я», и я уже упоминала о нем при описании синдрома выжившего.

Многие женщины сообщают, что они просто «выложили на лед» свои чувства, потому что они были слишком опасны и поэтому невыносимыми. Они завершают свою учебу без эмоциональной вовлеченности. Это подобно объяснению Фразер: «…потому что только моя голова идет в колледж. Моя отрубленная голова»[92].

Другая женщина описывает свою защиту как странное смешение парализованности и усталости.

«Я лежу на кровати, как будто пустила корни. Все мои конечности тяжелые. Я тащила себя весь день и очень устала. Это как если бы мое тело замерло. А потом на меня накатывает волна сонливости. Я не могу больше ничего предпринять. Я как камень».

Ощущение себя жесткой в постели, как доска, и механическое функционирование, подобное автоматическому, характерны для состояния, которое психоаналитик Шенгольд в своем тексте об убийстве души называет «бытие заживо мертвым, жизнь „как бы“».

Насколько спасительным было такое внутреннее и внешнее «окаменение» в ситуации насилия, настолько этот механизм препятствует дальнейшей жизни. В полной мере это верно для всей сексуальной сферы. Часто защитный механизм расщепления срабатывает при любой сексуальной стимуляции. Пострадавшие описывают, что в момент сексуальной близости они отделяются от тела и смотрят «со стороны» на сексуальные действия. Другие отвлекаются на мысли о необходимой работе по дому, почти навязчиво составляют какие-нибудь перечни, чтобы отвлечь свое внимание от полового акта.

Если диссоциация достигает тотального раскола между телом и психикой, человек подвергается риску при определенных обстоятельствах испытывать расщепление личности. Чем чаще происходят травмирующие потрясения, тем больше будет возникать фрагментов личности, которые иногда почти начинают жить собственной жизнью и приводят тем самым личность в глубокое замешательство. Распад личности, то есть чувство, что человек уже не знает, кто он, и больше себе не принадлежит, как правило, сопровождается сильной тревогой и отчетливо ощутимо физически.