– Ты, кажется, забыла, Ирена, что кого-то Сюзанна очень даже интересовала, так интересовала, что он сделал ее своей любовницей!
– Вечно ты скажешь! Забыла! Да я только об этом и думаю!
Вошел дворецкий с сообщением, что старший инспектор ожидает господина Нантье в кабинете, и тем самым положил конец этому невыносимому для них разговору.
Беседа Плишанкура с господином Нантье продолжалась недолго. Последний ничего не знал. Его отношения с жертвой не выходили за рамки приличия, и он предоставил несколько грубоватому брату своей жены право жить в свое удовольствие. Он никогда не просил Жерома Маниго о помощи, и на то имелись две причины: во-первых, покойный никогда никому не помогал, а во-вторых, дела господина Нантье процветали, и он не нуждался ни в чьей поддержке. Он признал также, что, узнав о злоключениях Сюзанны Нанто, сделал все возможное, чтобы избежать огласки. Полицейский, поблагодарив Нантье, отпустил его. Не затянулась и встреча Плишанкура с супругой Жоржа. Он лишь упрекнул хозяйку дома в том, что она утаила от него историю с Сюзанной, на что мадам Нантье нашла достойное оправдание:
– Вы должны принять во внимание, инспектор, что эта история представляла и представляет для нас некоторую угрозу.
– То есть?
– Эта девушка имеет возможность нас шантажировать. А иначе зачем она сбежала из монастыря, где находилась в полной безопасности?
– Как долго?
– Простите?
– Как долго она могла чувствовать себя там в полной безопасности? Она ведь все-таки жертва. Разве нет?
– Я не думаю, что ее изнасиловали.
– А я не думаю, чтобы дело было лишь в этом. Мадам Нантье, как получилось, что вам до сих пор неизвестно, кто является отцом ребенка Сюзанны Нанто?
– Наверное, я просто боюсь узнать правду.
– Господи, если виновен ваш сын, – это банальная история. А если ваш зять, то дело несколько хуже…
– Жан-Жак и Патрик не единственные мужчины в доме.
Полицейский удивился:
– Вы думаете – господин Нантье?
– Лучше уж я вам сама скажу, все равно ведь узнаете. Мой муж еще не очень стар… и поэтому я не очень-то стремлюсь докопаться до истины…
В поведении мадам Нантье присутствовало благородство, полностью отсутствующее у ее дочери, мадам Гюнье. Та обругала Сюзанну последними словами, назвав ее бесстыжей девкой, заранее все подстроившей, и так далее.
Плишанкур дал ей выговориться и спросил:
– Считаете ли вы, что виновен ваш муж?
– Я не знаю.
– Или не хотите знать?
– Я предпочитаю неизвестность. Вы что, не можете этого понять?
– Очень даже могу, но это ни в косм случае вас не оправдывает.
Несчастная Ирена Гюнье, некрасивая, истеричная, неумная, вряд ли могла к себе расположить, в то время как Армандина, напротив, всем своим видом вызывала симпатию. Это была старая дева, чистенькая, услужливая, незаметная, каких часто встречаешь в хороших семьях. Она принадлежала к поколению дамочек, считавших постыдным зарабатывать на жизнь своим трудом. Войны швырнули ее в мир, где она оказалась совершенно беспомощной и была вынуждена жить из милости, став чем-то вроде привилегированной служанки, которой доверяли следить за домом, когда все уходили, или играть роль сиделки, если кто-нибудь заболевал.
– Мадемуазель Армандина, что вы думаете о Жероме Маниго?
– Несчастный человек. Он посвятил свою жизнь камням. Он их обожал, и я уверена: живи он где-нибудь в другом месте, он опустился бы, экономил бы на всем, лишь бы сохранить свои бриллианты.
– Вы с ним ладили?
– Думаю, я была единственной, к кому он более-менее доброжелательно относился… Хотя, правду сказать, – он мало обращал на меня внимания, как и все здесь…
Что-то горькое было в последних ее словах. Констатация факта.
– А Сюзанна Нанто?
– Бедное дитя.
– А ваши кузины, мадам Нантье и мадам Гюнье, особенно последняя, утверждают, что она хотела заработать на том, что раньше принято было называть честью.
– Они ошибаются… Я уверена, что они ошибаются. Я часто болтаю с домработницами, – она как будто извинялась. – Вы знаете, мне ведь особенно не с кем разговаривать. Домашние меня не замечают. Сюзанна была доброй девушкой, очень смышленой, немного наивной и чересчур доверчивой.
– Значит, для ее соблазнителя не может быть никакого оправдания?
Она замялась.
– Мне трудно судить, господин инспектор. Ведь речь идет о юношах, которых я люблю… Правда, если вам по милости судьбы выпала слишком легкая жизнь, вы менее, чем кто-либо другой, имеете право на некоторые поступки.
– И вы не знаете, кто отец ребенка?
– Нет. Вы же не думаете, что меня посвящают в такие вещи?
– Но, по-вашему, им может быть либо Жан-Жак Нантье, либо Патрик Гюнье?
– Безусловно.
– А господин Нантье?
Она казалась удивленной.
– Жорж? Для меня не секрет, что он ветреник, но гоняться за горничными, тем более такими молоденькими…
– Возможно ли, что Жером Маниго был убит Сюзанной Нанто?
– Боже мой! Зачем ей это?
– А почему она отказывается назвать своего любовника?
– Не знаю. По-моему, проще всего спросить об этом у нее.
– Именно это я и собираюсь сделать. Где ее можно найти?
– Понятия не имею. Я ее не видела с тех пор, как она покинула виллу и отправилась в монастырь.