Не пойму, почему этот тип так ассоциируется у меня с моим незнакомцем? Они ведь — полная противоположность.
Клетчатый пиджак вылез из-за стола и подошел к нам. Представился. Спросил, не мог ли видеть меня раньше. Я часто бывала в этом пансионате с Олегом. Поэтому ответила, что он, наверное, здесь меня и видел.
После ужина Стэндап попросил меня показать ему территорию пансионата. Я с радостью согласилась. Мне очень нравилось здесь гулять — среди сугробов, фонарей и вековых елей. Американцу все оказалось интересно, он даже затащил меня на задний двор и все расспрашивал: что находится в этом здании или в том сарае. Экскурсия затянулась, когда он вдруг предложил оставить его одного, так как достаточно здесь освоился.
Я согласилась — территория охранялась, а я уже здорово продрогла.
В номере оказалось холодно. Не снимая шубы, забралась с ногами в кресло. Хотела подождать, пока вернется Стэндап — дверь его номера была напротив, и я бы услышала, как он гремит ключами. И не заметила, когда уснула.
Все было словно в старом кино Рижской киностудии. Железнодорожная станция в Дубултах, желтые листья на плитах тротуара и колючие корки конских каштанов, серое небо под цвет балтийской волне, и запах сосен и сжигаемых в печках старых домов торфяных брикетов.
Не знаю, кто придумал, что во сне не бывает цвета и запаха? По всему выходило, что этот незнакомец меня провожал. Скоро должна была подойти электричка, и мы поднялись по ступенькам на платформу. Я чувствовала, что от него исходит какая-то опасность, как от раненого хищного зверя. И еще у меня в этом сне были воспоминания…
Гостиничный номер, смятая постель и синичка, которая долбит клювом деревянные перила балкона. А до этого было затемнение — опять же как в старом кино. И я чувствовала себя замечательно. Мне давно не было так хорошо.
А теперь вокзал. Я уезжала, а он оставался. Вдали, параллельно изгибу реки показалась электричка. Он попытался меня обнять, но я отстранилась.
— Запомни, ничего не было, — сказала я. Он странно посмотрел на меня и я словно утонула в этих зеленых глазах. Мне захотелось взять его за руку. — И в Москве ко мне даже не подходи…
С грохотом подошла электричка.
— Это были всего лишь каникулы, — пробормотала я, влезая на высокие ступени. — Такое не может длиться долго.
Со вздохом закрылись двери. Электричка тронулась, я еще увидела его, стоящего на перроне. Он не махал вслед, а смотрел куда-то себе под ноги. Потом желтая листва, аккуратные домики… Я нашла свободное место в вагоне. Все покачивались в такт стуку колес…
Вот и все. А теперь я проснулась и думала — надо было что-то другое сказать на прощанье.
И вдруг я услышала выстрелы. Это уже не был сон — за окном стреляли так, что все слилось в непрерывный грохот. Первое, что я сделала — упала на пол. Я очень испугалась.
Все стихло так же неожиданно, как и началось. На четвереньках подползла к окну и осторожно выглянула.
На освещенной фонарями площадке у входа стоит черная машина, а возле нее на снегу лежат люди. И мне показалось, что среди тел на снегу я вижу и его…
Рассказывает он
Митрофаныч утопал в мягком кожаном сиденьи лимузина. От шофера нас отделяла прозрачная перегородка с раздвижным окошком.
— Я тут кое-что прихватил на дорогу, — он порылся в целлофановом пакете, который стоял у наших ног, выудил бутылку светлого рома «Баккарди» и банку кока-колы.
Открыл банку, сделал несколько глотков, а потом долил туда ром.
— Хочешь побаловаться? — предложил он, — А вот я иногда люблю побаловаться.
Язык у него уже слегка заплетался.
— Как ты раскусил, что эти стирки фартовые будут? — спросил он. — Я ведь когда колоду заряжал, как думал: если сразу на своей игре банк сорву, Шамиль меня живым не выпустит. А так — он сам откажется на четверть лимона рисковать. Какой дурак такие деньги на карты поставит?
— Я оказался этим дураком, — пнул ногой стоявшую на полу сумку с деньгами.
— Ну ничего, — теперь он приложился прямо к горлышку бутылки. — Как с этого американца денежки на мой счет потекут, куплю себе домик на берегу моря. Средиземного, — пояснил Митрофаныч. — Или в Монте-Карло. Маруху такую заведу, чтобы с ней в светском обществе прилично было. К примеру — референтшу, которая у Олега работает. А что — все при ней, культурная, и языки знает. И в постели, наверное… Эти маленькие, знаешь, в постели какие верткие!
Мне не хотелось, чтобы он развивал эту тему.
— Как убили Федоренко? — спросил я. — Чего теперь от меня скрывать?
— Зашли в кабинет, я и выстрелил ему прямо в сердце. Не знаю, в какой желудочек попал — в правый или левый. Может, в оба сразу.
— А что сделали с телом?