Убийства в Полянске

Порывшись так еще с полчаса, Попов вынужден был признать, что и тут нет пропавших вещей.

– Вы одна живете? – спросил он.

– Восемь лет назад сестру похоронила.

– Так-так. А вы где-нибудь работаете или работали?

– Не-а.

– На что ж живете?

– На подножном корму.

– Читать, писать умеете?

– Сестра выучила. От неё книг несколько осталось, да я их сожгла.

– Зачем? – удивился Попов.

– А на кой они? – удивилась в свою очередь Шельма. – Все спалила, кроме колдовской, – добавила она, указывая костлявым пальцем на толстый обтрепанный том, лежащий посредине грязного, испачканного какой-то жижей стола.

– А кто была ваша сестра?

– Профессиональная колдунья.

– Вы что, издеваетесь надо мной?! – вновь не выдержал Попов.

– Что, в колдуний не веришь? – усмехнулась Шельма. – А зря, зря.

Тут она расхохоталась, и от этого ужасного смеха Попова передернуло, у Скворцова кровь застыла в жилах, а понятые Терентьевы потеснее прижались друг к другу.

– Вы знаете, кто убил двух женщин? – повысил голос Попов.

– Женщина в белом, – ответила старуха и снова расхохоталась.

– Учтите, – сурово сказал Попов, – я в ваши басни ни на миг не поверю.

– Нечего мне грозить, – отвечала Шельма, – я пуганая. Мне дела нет. Хотите верьте, не хотите – не надо.

Попов едва сдерживался.

– Я еще вернусь, – процедил он. – По таким, как ты, тюрьма плачет.

– Надо же, – презрительно скривилась Шельма, – и куда только девались манеры?

– Привлеку за отсутствие паспорта! – окончательно разбушевался Попов.

– Пойдемте, пойдемте, Кирилл Александрович, – потянул его за рукав Скворцов.

Следователь нехотя вышел, на прощание сверкнув глазами. Замыкали шествие понятые Терентьевы. Отойдя от дома Шельмы на добрых сто метров, они услышали все тот же леденящий, адский хохот.

Глава 30 Таисия Игнатьевна наносит визиты

Таисия Игнатьевна вышла из дома и неторопливо пошла по дороге. Она направлялась к Анне Дмитриевне Тарасовой. Хозяйка была дома, прибиралась после обыска.

– Здравствуйте, Таисия Игнатьевна, – любезно встретила она нежданную гостью.

– Вечер добрый, Анна Дмитриевна. А я к вам опять за медицинской энциклопедией.

Тарасова улыбнулась. Таисия Игнатьевна регулярно хаживала к ней за энциклопедией.

– Что на этот раз? – спросила хозяйка дома, изобразив на лице сочувствие.

– Ревматизм вот прихватил, – пожаловалась Сапфирова.

– Берите пример с меня, Таисия Игнатьевна, я вот уже к семидесяти годам приближаюсь, а болячек почти никаких. А ведь я постарше вас буду.

«Да уж, – подумала Сапфирова, – она хоть и старше, но посильней меня будет».

– Присаживайтесь, Таисия Игнатьевна, – пригласила гостью хозяйка дома. – Выпьете чашку чая?

– Охотно, – благодарно согласилась Сапфирова. Тарасова накрыла на стол.

– Порядок наводите? – спросила Таисия Игнатьевна, окинув взглядом комнату.

– Навожу, да не знаю, вдруг опять придут искать.

– Ну сколько можно, теперь уж, наверное, закончили, – попыталась успокоить её Сапфирова.

– А кто их знает, меня ведь, окаянные, три раза обыскивали.

– Да, не повезло вам. Наверное, теперь чувствуете себя одинокою, ведь двух ваших соседок убили, – перевела разговор Сапфирова на интересующую её тему.

Тарасова медленно кивнула.

– Да, – сказала она, – с этим трудно свыкнуться. Был человек, и нет его.

– А знаете, Анна Дмитриевна, я восхищаюсь вашей стойкостью. Если бы у меня в доме убили человека, я бы, наверное, не выдержала и уехала куда-нибудь.

– Куда мне ехать на старости лет? – вздохнула Тарасова. – Хозяйство у меня крепкое, силы пока есть.

– А вы не боитесь, Анна Дмитриевна? Такие ведь дела творятся.

– От судьбы не уйдешь, – сказала Тарасова, слегка нахмурившись. – Все там окажемся рано или поздно.

– И все же несправедливо, что людей вырывают из жизни, когда им бы еще жить да жить.

– Все верно, Таисия Игнатьевна, – согласилась Тарасова. – Но жизнь вообще страшная штука, в ней есть подлость, предательство, ненависть.

– Да, – согласилась Сапфирова, – люди далеко не всегда могут противостоять соблазнам и порокам. Уж мы-то с вами это хорошо знаем. Люди часто становятся рабами страстей и чувств. Как вы думаете, Анна Дмитриевна, чему человеку труднее всего противостоять, что, по-вашему, движет им сильнее всего?

– Ненависть, – не колеблясь ответила Тарасова.

– А я думаю – любовь, – возразила Таисия Игнатьевна. – Но, впрочем, и то и другое очень сильно влияет на людей.

– Еще чаю? – предложила Тарасова, решив уйти от этих философских размышлений.

– Не откажусь, Анна Дмитриевна.

Тарасова разлила чай по чашкам. Тщательно размешав три кусочка сахара, Таисия Игнатьевна продолжила интересующую её тему.

– Ну а как думаете вы, Анна Дмитриевна, кто убил их обеих? – спросила Сапфирова, и глаза её заблестели.

«Дошли до главного, – мысленно констатировала Тарасова. – Сейчас она из меня душу тянуть будет».

– Я стараюсь об этом не думать, Таисия Игнатьевна, – ответила она, глядя в чашку. – Я, знаете ли, не люблю перемывать другим кости.

Это был укол в адрес Сапфировой, и та его почувствовала.