Убежище Монрепо

Салтыкова не смущало сближение его «мрачных» выводов и прогнозов с «безотрадностью» взглядов «охранителей». Он охотно использовал в своих целях свидетельства последних об аномалиях деревенской жизни. Вполне возможно, им принято в расчет и следующее рассуждение автора охранительной брошюры «Земля и воля» о нежелании помещиков заниматься земледелием и предпочтении ими городской службы (рассуждение это цитируется в статье Безобразова): «Нужно ли удивляться этому? С одной стороны, доходы с имений в северных губерниях сделались равными нулю или обратились в минус, и жизнь в деревне сопряжена с большими, чем прежде, затруднениями, неприятностями и лишениями, а с другой — содержание по всем отраслям государственного управления возвышено, по некоторым ведомствам даже в четыре или пять раз против прежнего. Прежде деревня служила эмблемою лени и безмятежного покоя. Люди, предпочитавшие душевное спокойствие шумной городской жизни, уезжали отдохнуть в деревню. Теперь наоборот: теперь деревня представляет гораздо более сильных ощущений и может скорее расстроить нервы, чем город».[25]

На творческий замысел «Убежища Монрепо» оказала влияние и оживленная дискуссия вокруг изданного в 1876 году в Петербурге двухтомного труда кн. Васильчикова «Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах». В небольшой рецензии журнала «Свет» на очерк «Убежище Монрепо» (в окончательной редакции «Общий обзор») прямо указывалось, что «новый очерк даровитого автора» «обрисовывает характер нашего современного крупного землевладения и, таким образом, служит бойким, живым ответом на тот шум, который в последнее время поднят снова по вопросу о преимуществах крупного землевладения известной брошюрой проф. Герье и Чичерина»[26] («Русский дилетантизм и общинное землевладение». М. 1878). В предыдущем номере «Света» появление этой тенденциозной, «направленной против известного сочинения кн. Васильчикова» брошюры названо «одним из наиболее громких явлений за последние месяцы».[27]

«Отеч. записки» приняли живое участие в обсуждении книги Васильчикова, опубликовав два отклика, из которых первый, очевидно, принадлежит Н. К. Михайловскому (1877, № 8), а автором второго был А. А. Головачев (1877, № 9). Кроме того, на выход брошюры В. Герье и Б. Чичерина журнал отозвался саркастическим «Письмом к гг. Герье и Чичерину», написанным Михайловским и напечатанным как раз за месяц до появления названного очерка «Убежище Монрепо» («Общий обзор»).

И в рецензиях, и в ответе на брошюру Герье и Чичерина «Отечественные записки» поддержали общинно-демократические устремления автора «Землевладения и земледелия…», в то же время отметив его непоследовательность в «практических советах», особенно по вопросу о размерах крестьянских наделов. Руководимый Салтыковым журнал резко выступил против либерально-охранительных критиков Васильчикова; он обнажил помещичью корысть «патентованных ученых», которых не устраивал прежде всего вывод о «неправильном распределении между разными классами жителей поземельной собственности <…> проведенном с беспощадной строгостью в ущерб крестьянского сословия и в пользу поместного».[28] «Покуда публицисты, энциклопедисты и государственные люди сочиняли и поправляли проекты эмансипации рода человеческого, — писал Васильчиков, — половина этого рода была обобрана другой».[29]

Герье и Чичерин протестовали против мысли Васильчикова, «что и в настоящем и в будущем крестьянскому сословию принадлежит первенство в русской земле», считая, что «эти социалистические начала никогда не найдут доступа в русское законодательство».[30]

Салтыков своим новым «деревенским» очерком включался в получавшую острый политический смысл полемику по «аграрному вопросу», поддерживая те прогрессивные тенденции, которые нашли некоторое отражение в книге Васильчикова (см. далее постраничные прим.).

Одним из источников «Убежища Монрепо» были многочисленные статьи известного ученого-агронома Энгельгардта, популяризировавшие его опыт организации «рационального хозяйства» в имении Батищево («Из деревни», «Из истории моего хозяйства»). Призыв Энгельгардта, подкрепленный ссылкою на собственный успех, «садиться на землю», идти «в мужики», образовывать «интеллигентные деревни» получал в условиях пореформенной неустроенности и разлада дворянских хозяйств большую притягательную силу, одновременно приобретая для определенной части русской интеллигенции, переживавшей «трудное время», особый смысл выхода, дела.

Убежденный, что в пореформенной деревне успешно хозяйствовать способны лишь те, которые «сами всегда могут притеснить», Салтыков не заблуждался относительно буржуазной природы «опыта» Энгельгардта.