Убежище

Когда мы промчались мимо вокзала, я стала тревожно оглядываться. Этого еще нехватало -- амурных приключений с несостоявшимся родственником. Он так на меня смотрел весь этот месяц!.. Как-то даже ухитрился из комнаты подглядывать через двор, как я моюсь в их летнем душе... "Илья Арнольдович, - начала я грозно. -- Вы куда это меня везете?.." "В аэропорт, - ласково коснулся он рукой моего колена. -- Чего тебе мучится в духоте два дня?" "Ни разу в жизни не летала, - растерялась я. -- У меня и денег-то таких на билет нет..." "Как ты думаешь, повез бы я тебя, если бы не взял с собой тебе на билет? Не бери в голову. Просто у меня блат на железной дороге слабее, чем в Аэрофлоте. -- Он замолчал, изредка ласково улыбаясь мне в зеркале. -- Дошло, наконец, до тебя, что мой охламон тебе не пара?" -- спросил он тихо. "До меня-то дошло, а вы вот почему так считаете? Потому, что я из бедной семьи?" "Чепуха." "Тогда потому, что я русская?.." "Да мы все тут стали русскими гораздо больше, чем евреями. Просто парень мой своей матерью капитально испорчен и тебя не стоит. Ты, Танечка, удивительная красавица. И, к тому же, честный нормальный человек. Зачем тебе лезть в эту грязь?" "Пусть в ней Феликс с Эллой валяются?" "Точно. У Эллы в семье точно такая же ситуация. Ее папа -- мой друг еще по службе в морской пехоте. Мы оба пытались наших детей воспитывать по-своему, но мало научить их самбо и рыбалке. Жизни их учили мамы. Да и нас самих жены перевоспитали так, что страшно даже думать, какими мы стали. Да, наши семьи уже лет пятнадцать живут хорошо. Но вот этой ценой, - он положил руку на сердце. -- Поэтому я и сам хотел было тебе кое-что пояснить, но ты бы решила, что я заодно с Соней, верно?" Я молча кивнула и стала тихо плакать. Мы молчали до самого Симферополя. Тут Арнольдыч куда-то бегал, пока я сидела в машине, вернулся с никогда не виданным мною аэрофлотским билетом, блестя глазами. Когда началась посадка, он вдруг крепко обнял меня и поцеловал куда-то в шею за ухом, когда я резко отвернула лицо. "Где мои хотя бы тридцать пять?.. - глухо сказал он, сжимая мою руку. -- Не забывай меня, Танечка. Нет на свете более одинокого и несчастного отставного полковника..."

Симферополь остался позади, плавая в своей августовской жаре за тридцать. Я не отрывала глаз от фантастического зрелища за окном, пока зелень расчерченных украинских и белорусских полей не задернулась ослепительно белой пеленой облаков. Эти облака потом придвинулись, посерели, почернели и исчезли над поворачивающейся среди темнозеленых лесов серой блестящей Невой.

***

И опять пасмурно на сцене.

В Ленинграде сыпал осенний дождик с низкого серого холодного неба. Я поняла как тут холодно только на Невском. Пассажиры косились на мой загар и открытое платье. Прямо в троллейбусе я скорее открыла чемодан, натянула свитер, потом куртку и продрожала до самого дома. Наша пропахшая кошачьей мочой парадная, облезлая дверь и темная от копоти и мрака за окном общая кухня вернули меня из мира грез к суровой действительности. Надо было осуществлять резервный план. Руины были готовы. Пора было строить из них убежище.

Мама отнеслась к моим планам с привычным равнодушием. Сломленная, когда отца сначала стали куда-то за что-то таскать, а потом он оказался на годы в дурдоме, она начисто потеряла интерес к жизни и вообще не замечала иногда, жива ли еще где-нибудь ее единственная дочь.

У них с отцом была какая-то неземная любовь. До катастрофы, я помню, они всегда были рядом, вечно счастливо смотрели друг на друга и смеялись. Он провожал ее на работу и встречал с работы, они без конца ходили в театры на второй акт: вроде бы вышли на антракте размяться. Для этой цели у них были легкие куртки, которые можно спрятать в мамину сумочку, и теплые свитера вместо пальто. Потом они с гордостью вспоминали, как удачно выслеживали пустующие места в партере и смотрели на сцену не с галерки, а вблизи. У мамы был заветный ящичек в тумбочке с неумело приделанным замком. Но по рассеянности она вечно забывала запирать его после ночного чтения содержимого. Где-то классе в восьмом я туда проникла и поразилась: там были стопки стихов. Вернее любовных писем в стихах о прекрасной даме, которой казалась папе его такая странная востроносая женщина -- моя несчастная мать...

***

Занятий с сентября не было. Мы делали дипломные проекты с чертежных залах. Феликс писал закрытый проект, откуда я сделала вывод, что они сладили с Эллочкой и ее папой. Мне мой недавний любимый так и не позвонил. В романе мы бы встретились хоть раз случайно. Но и этого не произошло. Я чертила и считала среди студентов второго сорта - не в "ящиках", а в родном институте. Девочки мне скорее тайно сочувствовали, чем злорадствовали. Никто, спасибо им, не расспрашивал. И так ясно - был и нет... Как у многих других, кого поматросили и бросили. В первых же числах сентября я подписала распределение в ЦКБ во Владивостоке и вся ушла в свой дипломный проект.