Убежал

Трещотка нахально звучала, всё приближаясь.

"Ежели собаки при нём нет, то он не учует меня. Не учует ни в каком разе. А вот, ежели собака... Экая робкая мысль у меня пошла после болезни-то?.. Что ж такое сторож? Стучит, - ну и стучи! Разве это может помешать мне? Пожалуйста, стучи! Вот он прёт, дьявол!.. Ишь ты!., ну, повалил!.. И собака..."

Сторож был близко. Слышались тяжёлые шаги и ласковое повизгиванье собаки...

Рыжик ощутил тревогу и вместе с ней прилив горячей злобы. Ему захотелось даже вылезть и стать прямо нос к носу со сторожем... трусы они, эти сторожа!.. Но его тело, изломанное холодом, голодом и болезнью, отказывалось повиноваться воле, к тому же послышалось рычанье собаки и уже на этот раз где-то совсем рядом.

Сторож постукал палкой по доскам и крякнул внушительно, глубоким басом.

"Должно быть, здоровый, дьявол!" - тоскливо подумал Рыжик и осторожно завозился, стараясь глубже забраться в свою нору; но, сделав неловкое движение, толкнул одну из досок, загораживавших впадину, где он лежал; раздался шум, грозное рычанье, и прямо перед собой Рыжик увидал тёмную морду большой собаки. Он видел только круглый лохматый кусок, но ему казалось, что на нём он различает оскаленные зубы и злые, горячие глаза.

- Пшла прочь!!. - заорал он благим матом и, попытавшись вскочить на ноги, больно ударился плечом и головой.

Собака отскочила, испуганная его криком.

Рыжик сел на корточки и без дум, одеревенев от тучи смутных чувств, над которыми преобладал страх, застыл в своей позе, точно ожидая, что будет дальше.

Несколько секунд длилось невероятно долгое молчание, нарушаемое подозрительным рычаньем собаки.

- Ну, вылазь! - раздался глухой, сиплый голос, и вслед за ним собака снова сунула свою морду.

Услыхав голос человека, Рыжик как-то сразу встряхнулся и пришёл в себя.

- Вылазь, говорю! - нетерпеливо и грозно командовали ему.

Но теперь его не смущал этот тон. Всё равно вылезть придется.

- Вылазь, ч-чёрт, а то свистну! - крикнул в третий раз сторож.

- Сви-и-стнешь?! - переспросил Рыжик. - Ну, это, брат, ты погоди! Не имеешь права. Я и сам могу тем же ответить! - заговорил, наконец, Рыжик уверенным тоном, даже с оттенком некоторого задора.

- Полицию свистну! Лезь, чёрт!..

- А-а, полицию!.. - протянул Рыжик. - На что? Чтобы больного человека в часть забрала? Изволь. Если на тебе нет креста, то изволь! Но собаку убери, в пасть ей я не полезу.

- Гуляй, прочь! - гукнул сторож.

Собака отскочила, громко рыча; но Рыжик не вылезал.

- Ну, что ж ты, проклятая харя, не лезешь?!. а?!. - торопил сторож.

- Лезу, лезу! погоди. А где это ты, мил человек, собаку взял? э? чья это собака? - спросил Рыжик, высовывая голову и пристально рассматривая собаку, сидевшую у ног сторожа.

- Да ты полезешь?!. али тебя огреть палкой?!.

- Погоди, не зевай! - пренебрежительно ответил Рыжик. - Чего разорался? Али не узнал я тебя, думаешь? У меня, солдат, память-то подлиннее твоей. И я тебя сразу по голосу узнал. И хоть рыло твоё не вижу, но знаю, что это ты.

С этими словами Рыжик, согретый вдруг вспыхнувшим в нём чувством надежды на помощь со стороны старого товарища, неуклюже вывалился из своей норы.

- Гуляй! - стал он манить собаку, щёлкая пальцами и причмокивая губами. - Али не узнал хозяина? Гуляй! по-оди сюда, собака!

Гуляй лениво поднялся и, замахав хвостом, посмотрел на сторожа, точно желая спросить его о чём-то.

- Что за человек? Кто таков? - тоном некоторого беспокойства заговорил сторож и, ткнув собаку ногой, стал поправлять громадный овчинный воротник тяжёлой серой шубы, делавшей его похожим на неуклюжий, громадный пень.

- Сс-кажите, как мы стали богаты и важны! уж и не можем узнать старых товарищей!.. Гуляй, подь сюда! Ах ты, проклятая собака!..

Но собака не шла к Рыжику. Отойдя в сторону, она села на землю и, не обращая внимания на своих хозяев, стала усердно чесаться.

Это возмутило Рыжика. Он поднял с земли сухой ком грязи и с ругательством бросил в неё. Рыча, собака отбежала дальше.

- Да это ты, что ли, Григорий? - угрюмо спросил сторож, высунув голову из воротника.

- Признал, значит? Покорно благодарю! - сыронизировал Рыжик. - Как, братец мой, в сытом-то виде мы слабы на память! а?

- А говорили, что ты умер! - тоном почти сожаления заявил сторож. - В больнице, дескать, от тифу...

- Ан я вот не умер. Н-да. А ты как это в чин попал? а?

Рыжик стоял, глубоко сунув руки в рукава своей рвани и, весь сжавшись под ветром, плотно прижимался к брёвнам, точно боясь, что ветер собьёт его с ног. Громадная фигура товарища, закутанная в тёплую, тяжёлую шубу, производила на него странное впечатление. Что-то горькое и злое ныло в голодном нутре Рыжика и рождало в нём желание поколотить эту тушу. Это желание было так сильно, что на некоторое время скрыло за собой и чувство голода и зародившуюся надежду на помощь. Молча Рыжик смотрел на неподвижного и поражённого встречей старого товарища и, чувствуя, как ему с каждой секундой всё сильнее хочется чего-то острого и потрясающего, не знал - что бы ему сказать.