Убей свои сны

Ну и кто бы это мог быть?

Разумеется. Бог людей. Бог созданной ими стихии. Жестокой, непредсказуемой, всемогущей. Стихии бессознательного.

- Мореход, ты не мог бы объяснить нам, каким образом ты гуляешь по мирам, словно треска по океану? – вежливо поинтересовалась Мулиартех.

Мореход рассмеялся. И стало понятно – не мог бы. Эту дорогу, как и большинство дорог, можно проторить самому. Вызнать ее нельзя.

- Ну ладно! – отмахнулась бабка. – Говори, зачем пришел и что начинать собираешься.

- То самое, чего хотел мой глубоко нездоровый друг-провидец. Начинать поход против отцов и матерей лжи. Или как сейчас принято говорить – квест.

- Против отцов и матерей? – прошептал снова остывший и подернутый серым налетом Гвиллион. – Что, этих мерзавцев… много?

- До фигища, - обворожительно улыбнулся Мореход.

* * *

Скверный мирок. До чего ж скверный мирок. Населенный какими-то нелепыми людишками. Как будто не люди, а пародии на людей. Меня не оставляет ощущение, что когда я отворачиваюсь, они замирают с улыбками, приклеенными к глупым лицам и ждут, пока к ним обратятся снова. Это похоже на плохо поставленный спектакль – двое актеров ведут диалог, а остальные ждут своей реплики. Не играют, не включаются в действие, просто ждут.

Людям в этой реальности совершенно неинтересно жить. И я их понимаю. Кажется, кроме отправления естественных потребностей их ничего не интересует. Они все время что-то жуют, хотя еда здесь безвкусная, а вино отдает даже не пробкой, а ржавчиной. Точно его делают из химического экстракта, разведенного водой из-под крана. Они постоянно флиртуют друг с другом, проявляя пыла не больше, чем гальванизированные трупы. Они много сплетничают, но… неохотно. Вы представляете себе кого-то, кто сплетничал бы НЕОХОТНО? Они как будто задались целью создать у меня прочное впечатление своей безнравственности и бесчувственности. Зачем предаваться порокам, если пороки не доставляют удовольствия? Обитателей этого мира, похоже, заставили быть эпикурейцами. Насильно.

Одно непонятно: кто с ними такое содеял?

Вначале я заподозрил какую-то пакость вроде тоталитарного режима. И постоянно дергался, увидев людей с оружием. Ждал ужасающих злодейских прихвостней, бдящих за горожанами, рыщущими в поисках чужаков и оппозиционеров, ловящих каждое неосторожно сказанное слово. Но то ли истинные прихвостни хорошо маскировались, то ли идея насчет паранойи, возведенной в государственный статус, с треском провалилась.

А потом мне стало скучно. Скучно приглядываться и прислушиваться, скучно обедать в местных харчевнях, скучно беседовать с портье в гостинице – о да, это была хорошая гостиница, в ней имелся портье и простыни меняли через день. Только простыни все равно пахли плесенью и туалетным освежителем и были неброско-серо-голубоватого цвета, меняй не меняй. Да и небо здесь было такого же линялого цвета. Казалось, оно даже пахнет, как те простыни. И что его давно пора сменить.

Дабы не завязнуть в своей «Трясине», я начал ходить в порт. Высматривать того самого типа, который пообещал найти меня и… может быть, раскрыть мне тайну окружающего мира? Сам ее раскрыть я был не в силах. Искал правителя – мне указали на дом, утыканный колоннами, точно гнилой пень грибами. В «пне» оказалась не то управа, не то ратуша, не то мэрия – но больше всего это походило на мрачный Дом культуры, расположенный в провинциальном городе, которому гораздо нужнее новый супермаркет, да и детсад бы не помешал, а тут на тебе - взбодрили хоромину-огромину, с паркетными полами, краснотканными коврами и гранитной облицовкой всего, что не облицовано красным деревом...

На третьем этаже набрел на библиотеку. Одна-единственная комната, насквозь пропахшая клеем и колкой книжной пылью. Богатую ноту привнес и аромат неухоженных, лежалых, затхлых книжек про великих путешественников, исследователей иных, удивительных стран. Прямо у входа остервенелая тетка пилила кактус. Может, на растопку пустить решила? Бедное растение. Хрипела пила, скрипел столик, сопела тетка... Другая тетка, с вечно-библиотекарским устало-ненавидящим выражением лица, перекладывала одну стопку в другую стопку. Книги воняли, словно стадо очень начитанных коз. Попытки привлечь к себе внимание провалились. Я обнаружил, что комната пуста. Все ушли мучить кактус.

В соседней комнате сидели уже другие бабы и пили чай с пастилой. Одна из баб, вытащив засахаренную морду из коробки, произнесла: «Меня здесь нет, я уже ухожу!» Челюсти ее мерно перемалывали пастилу. Я еще побродил – вдруг кто-нибудь да сверкнет невымученной улыбкой на незастиранном лице? Но быстро соскучился и ушел.