Убей свои сны (СИ)

- Страхи, поднятые со дна человеческой души, получили имена, длинные и скучные, - возвращается к рассказу Мореход. – Было это хорошо или плохо – кто знает? Человеческое любопытство неукротимо и ему на последствия плевать. Но людская глупость даже резвее, чем любопытство. И на финишную прямую всегда выходит первой. Как только возникла потребность укротить этот, гм, Ужас Глубин, глупость начала действовать. Первым ее порождением стал вампиризм. Люди поделились на доноров и вампиров, на тех, кто слушает нытье, и на тех, кто грузит нытьем.

- По-моему, выслушивание жалоб стало валютой человеческих отношений! – замечает Мулиартех. – Ею нынче платят за любовь, за дружбу, за все хорошее…

- И на деньги тоже обменивают, - соглашается Мореход. - Второе детище глупости – платные доноры-профессионалы. Но это, как я говорил, паллиатив. Ужас Глубин разговорами не развеешь. И вот, наконец, на смену прямолинейной глупости пришла непредсказуемая интуиция. Шахматы отставлены, пришла очередь сыграть в кости.

- Надо понимать, игра в шахматы – это хилая человеческая логика, а игра в кости – это могучая человеческая интуиция, - замечаю я, сочась ядом. – Смотрите-ка, сама додумалась – и объяснять не пришлось! Ай да я, гений среди фоморов.

- Адочка, не злись, - елейным голосом увещевает меня Мулиартех. – Оттого, что ты сидишь и дуешься, племя Аптекарей не вымрет.

- А отчего оно вымрет? – вскипаю я. – Может, оттого, что мы славно поболтаем, похихикаем над грядущим концом света? Глядишь, он и отменится!

И тут в разговор вступает молчаливая Мирра, сидящая на дальнем конце стола с нарочито скромным видом, точно кинодива в свете прожекторов.

- Можно узнать, как мы это делаем? – тихо спрашивает она. Все мы замираем, прислушиваясь к ее бесстрастному голосу.

- Вы, Аптекари, и сами не знаете, как, и нам не откроете, - рассудительно отвечает Мореход. – И потому тебе непременно надо побывать на месте… э-э-э…

- …преступления, - заканчивает его мысль Мирра. – Мы же преступники, не так ли?

Мы отводим глаза. Неприятно глядеть на того, кого обвиняешь в гибели мира, понимая: он ничем не виноват. Разве что самим фактом своего существования.

- Ну хорошо, - говорит наш Аптекарь. «Что уж тут хорошего?» - хочу крикнуть я, но, разумеется, молчу. Хватит и того, что все заметили: я дуюсь. Как обычная человеческая дура. – Если я наткнусь в собственном подсознании на силу эту окаянную, что мне делать?

- Попытайся понять, как она взаимодействует с тобой и как ты взаимодействуешь с ней. Больше ничего, - инструктирует Мореход.

- Я пойду с Миррой, - неожиданно встревает Нудд. До сих пор непривычно молчаливый.

- А ты-то ей зачем? – вырывается у меня.

Мореход таинственно улыбается. Черт бы его побрал с его ужимками!

- Если хочешь, иди, конечно! – пожимает плечами Мулиартех. – Может, заметишь что-нибудь важное. От человеческого ума многое ускользает, - деликатно добавляет она. Мирра кивает. Хорошая девочка.

- Значит, мне тоже туда, в четвертую стихию, - скрипит Гвиллион. – Мореход, ты не мог бы отправить меня к бедному парню в голову? Очень мне его летаргия не нравится.

- Что в ней может понравиться? - кривлюсь я. – Мулиартех, я прошу: дай мне спеть Песню Возврата! Я вытащу провидца!

- Ада! – строго смотрит на меня бабка. – Ты и так наломала дров с Песней Убийства. Он сейчас неизвестно в каком месте и неизвестно в каком состоянии…

- Но Мореход же знает!

- Мореход знает только то, что Марк – в мире совсем другого Аптекаря. Кто этот человек, каков его мир, отпустит ли он провидца по твоему зову или часть души провидца так на чужом острове и застрянет, - этого даже Мореход не скажет. Ведь не скажешь, верно?

Мореход качает головой. Небось, и знал бы – не сказал. Вредный акулий сынок.

- Поэтому оставь Марка его судьбе. Мореход отведет к нему Гвиллиона, дети Муспельхейма[34] - гении упрямства. Там его мощь пригодится. А ты и Морк… - Мулиартех пристально смотрит на нас обоих. Я чувствую, как пальцы Морка сжимают мою руку. - …вы оба отправитесь со мной.

- Куда? – холодно спрашивает Морк. В его голосе угроза. Паладин. Защитник осиротевших, убогих и слабоумных.

- В башку твоей невесты! – грохочет бабка в тональности «морской змей гневается». – Туда, где мы сможем узнать, как Аптекарь подцепил ее и сделал своей нагаси бина! Ты что, не помнишь, что сказал провидец? Ада тоже кукла отца лжи! Господи, почему мои потомки такие дураки? Не в меня же они глупостью пошли?

* * *

Человек думает, что ощущение полета ему знакомо. Сны и панорамные виды, самолеты и парапланы дарят людям иллюзию окрыленности. Но обитатели воздушных океанов, знатоки ветровых лоций знай себе посмеиваются над наивным человеческим ощущением неба как опрокинутой бездны. Для тех, кто живет в небе, восходящие и нисходящие потоки, могучие струйные течения и легкие приморские бризы – горы и расщелины, моря и реки, простертые над головами земных существ. И можно сделать так, что небо само принесет тебя к цели. А можно, тяжело сопя и натрудив крылья, пробиваться через воздушные заслоны, словно через лесной бурелом.