Убей-городок

Я ожидал фразы — дескать, «я сам решаю, какие процессуальные действия мне проводить», потому что следователи прокуратуры не любят, если их учат, тем более, такая мелкая сошка, как младший лейтенант милиции, но не дождался. Да и не учил я юриста первого класса, а только высказал предположение.

Кожевников просто вытащил протокол из машинки и придвинул мне:

— Прочитайте и распишитесь. Если есть какие-то вопросы — скажите.

Разумеется, я все прочитаю. А вот когда стану уверен, что мои слова вписаны правильно, что никакой «отсебятины» следователь прокуратуры не внес (да-да, я ему верю, но читать буду внимательно) — тогда и распишусь. И напишу, что с моих слов записано верно, мною прочитано. И между текстом и своей подписью поставлю «зет» с поперечиной. Тоже, разумеется верю, что в пустое пространство следователь ничего не впечатает, но порядок, он порядок и есть. А если Петр Семенович соберется провести очную ставку, то что ж, я готов. Еще разочек посмотрю в глаза гражданина Бурмагина, а по поводу своих прежних слов о его скорой смерти только вздохну, и скажу, что «Человек смертен, но это полбеды. Плохо, что он иногда внезапно смертен».

И это не я сказал, а Мастер, устами Воланда. А если Бурмагин не читал Михаила Афанасьевича — так это не моя печаль, а его горе.

Глава четырнадцатая Участковый на службе ​

Находиться на больничном, ходить на перевязки уже порядком осточертело. Врачи решили, что на медкомиссию в Вологду ехать не нужно, потому что все и так зажило. Может, если бы я сильно просился, то отправили бы, но я помнил, что в той жизни меня признали «годным к несению службы». Так чего ерундой маяться и тратить время? В прошлый раз целый день по врачам ходил, ну его на фиг.

Да, а почему в прошлый раз я ездил на ОВВК (областную военно-врачебную комиссию), а сейчас нет? Точно помню, что сам не просился. Вот, очередная неувязка этой реальности и той.

Съездить в гости к родителям я так и не отважился. Как бы — бок еще не в порядке, да и вообще… Написал им письмо, излагая, что «у меня все хорошо, служба идет нормально, погода хорошая, а металлургический завод как дымил, так и дымит». Съезжу потом, когда отпуск дадут. Еще, надеюсь, попрошу у начальника отделения дня три в августе — потом отработаю, помогу картошку копать. Если, конечно, к тому времени окончательно оклемаюсь. Нет, это я сам себе пути отхода ищу, а ведь до сих пор боюсь встречи с родителями, которых для меня уже нет. И непременно подарки нужно купить, а не только какие-нибудь городские лакомства, вроде сгущенного молока, пошехонского сыра и конфет «Птичье молоко». А что купить-то? Тут еще думать нужно. Ладно, подумаю.

А вообще — скучно. А допрос в прокуратуре — так себе развлечение.

Поэтому, когда пришло время выходить на службу, я даже с радостью обрядился в свои «доспехи» и отправился в отделение. Своего графика работы я не знал, скорей всего он и не был составлен на этот месяц. Значит лучше выйти в вечер, всё равно большинство смен — вечерние. В 15:00 я был в отделении, всем своим видом показывая, что готов к труду и обороне.

Коллеги мое появление восприняли с нескрываемой радостью. Не знаю, за меня ли они радовались, или тому факту, что материалы с моего участка снова будут поступать «хозяину», а не раскидываться среди всех прочих, а наш начальник — Николай Васильевич Златин, отругал меня за разгильдяйство, в результате которого я получил травму и доставил всем кучу хлопот, а потом похвалил за смекалку и поставил меня в пример другим: не часто у нас злоумышленники после встречи с участковым сами сдаваться приходят. И видно было, что несмотря на всю напускную строгость никакого зла он на меня не держит. И то хорошо. Еще начальник «порадовал» меня пачкой бумаг, которые ожидали, чтобы я принял по ним решение. Криминальная обстановка в городе, как оно водится, продолжала оставаться сложной. Целых две кражи, одна хулиганка и десять человек попавших в медвытрезвитель. Был еще грабеж, раскрытый «по горячим следам» и одно ДТП, с участием пьяного велосипедиста.

Я сидел на разводе, слушал нашего Николая Васильевича и внутренне усмехался. Кто бы мне в девяностые сказал, что две кражи — это «сложная» обстановка? А сто восьмая не раз в полгода, а еженедельно? А двадцать четыре «квартирные» только по одному району, не хотите? А по четыре грабежа, что потенциально могут стать разбойными нападениями? И в довесок хулиганка.

Потом, когда все уже разошлись, меня заманил к себе дознаватель Петька Щеглов под невинным предлогом — «перекурить это дело». Сильно удивился, что я, оказывается, не курю, но не расстроился и открыл истинную причину своего приглашения: тут у него «горит» отдельное поручение по одному дельцу — свидетеля допросить. Так, полный пустяк. Но никого под рукой нет, а ты после перерыва в работе ещё ничем не нагруженный — сделай одолжение, допроси тётку. Что скажет, то и запиши. Это формальность пустая, чтобы прокуратура при утверждении обвинительного не цеплялась.