Убей-городок

— Ну, что я могу сказать? — пожал я плечами. — Ваши извинения я выслушал, спасибо. Ваша позиция мне тоже понятна. Спасибо вам за визит, не смею задерживать.

Но женщина не то намека не поняла, не то не желала его понимать.

— Но мои извинения вы не приняли?

Вот те на! Так что ей еще от меня нужно?

— Полина Александровна, я все-таки не пойму — какова цель вашего визита?

— А цель такова — я хочу, чтобы вы простили моего мужа. Да, я уже подала на развод, будем разменивать квартиру, но этот человек пока еще мой муж. Сергей — отец моих детей и я любила его. Да что там — я и сейчас его очень люблю, но не хочу, чтобы у детей был отец-пьяница и отец, который способен ударить ножом в спину.

М-да, железная женщина. Не слишком ли она правильная? Но кто я такой, чтобы судить о людях, а уж тем более, о женщинах? Женщины мне всегда казались существами странными, загадочными.

— Давайте договоримся так, — предложил я. — Вы принесли извинение за своего мужа, я эти извинения принял. Или вы хотите, чтобы я искренне его простил? Считайте, что я его простил.

Простить я Бурмагина не мог по простой причине — не было у меня на него зла. Вот, хоть ты тресни, но не было. Верно, все отболело еще тогда, давным-давно. А коли зла нет, так и прощать нечего.

— Нет, в искреннее прощение я не поверю, — покачала головой женщина. — Я бы сама хотела его простить, но не могу. Я бы лучше уехала куда-нибудь, но куда? В Шексне у родителей тесно, да и работы там для меня нет. Вот, в Заречье новый садик открылся, «Журавушка» туда и пойду.

Ну, а как же я сразу-то не догадался, кто сидит передо мной? Как только Полина Александровна упомянула наименование детского сада, я ее вспомнил. «Журавушка». Это же воспитательница моего младшего сына. Не скажу, что я такой ретивый отец, что регулярно приводит-уводит ребенка, с моей работой это делать было сложно, но время от времени в садик я заходил. Старался, по мере сил, помогать жене. И снег с веранды зимой убирал, и песок на участок таскал, что-то там еще делал. И наша воспитательница умела «застраивать» любого отца. Правда, папаши в детских садах — редкие гости. И фотографии до сих пор хранятся в семейном альбоме.

А вот фамилии Полины Александровны я не помню. Да и знал ли я ее вообще? Но даже если она и была Бурмагина, то что бы это дало? Но она могла и замуж второй раз выйти, и фамилию поменять. Тем более, что в моей реальности женщина осталась вдовой. Впрочем, если она развелась с мужем, то станет ли считаться таковой после смерти бывшего мужа?

Но ведь и это еще не все. В девяностые годы ко мне в отдел пришла девочка-дознаватель. Марина Сергеевна Блинова, но это по мужу. Мы с ней как-то однажды разговорились, она сказала, что мама воспитателем в детском саду работает. Разумеется, перед устройством на службу я ее личное дело листал, но не более того. А может и не листал. Для более детального знакомства с кандидатом у нас есть отдел кадров, начальник отдела дознания, которые и набирает себе людей.

Значит, девочка-лейтенантик и есть та самая дочка Мариночка, из-за которой отец с ума и сходил? В последний раз я ее видел, когда она была майором. Может, теперь уже и подполковником стала, или на пенсию вышла.

Да уж... Причудливо тасуется колода.

А ведь если бы Бурмагин сел в семьдесят шестом году, то его дочка работать в милиции бы не смогла. Кто же возьмет на службу в органы человека, имеющего судимого родственника? Хотя, если родственника уже нет в живых, то могли бы и взять. Кто станет проверять по картотекам мертвого?

— Так что, я вас поняла, Алексей Николаевич, — сказала женщина, поднимаясь со стула. — Извинения вы мои приняли, но мужа все равно не простили.

— Если честно, я так и не понял — зачем вы ко мне приходили? — не удержался я от вопроса.

— Да я и сама толком не понимаю — зачем я к вам приходила? Но, по крайней мере, мне теперь стало легче. А может, привыкла, что если у меня дети поссорились, подрались, то они должны извиниться? Не будь я воспитателем детского сада — пошла бы в церковь, помолилась. Но я и молиться не умею, да и в церковь идти боюсь.

У меня едва не вырвалось — а чего тут бояться? Но вспомнил, что на дворе еще семьдесят шестой год, а если воспитатель детского сада явится в церковь (добрые люди, это событие узревшие, всегда найдутся), то воспитывать ей детей больше не доверят. Ну, или, по крайней мере, проблем у женщины будет больше, нежели в том случае, если ей дадут года два условно. С условным-то сроком все ясно — кто из жен стал бы доносить на мужа? А вот атеистическое воспитание подрастающего поколения должны блюсти.

Посоветовать Полине Александровне помолиться дома? Нет, не стану. Я не священник, а участковый инспектор.

Глава восемнадцатая. Пощечина из прошлого ​