Убей-городок

— Мне Ляля позвонила — сказала, что как вернусь, башку мне оторвет! Мол, приехала, ребенка из садика забрала, а Тобик посередине комнаты кучу наклал. Дескать – ты обещал выгулять, а не приехал.

Тобик? А разве собачонку не Быдликом звали? Помню, что у Джексона был Быдлик — мелкая собачонка неопределенной породы, в которой мой товарищ души не чаял. Просыпался утром пораньше, выгуливал песку, а по вечерам, опять-таки с ней гулял. Ага, а Быдлик у него когда был? В девяностые годы, когда Джексон был майором, начальником отделения уголовного розыска. А вот про Тобика я не помню. Да и откуда бы?

— И оторвет, — хмыкнул я.

— Она запросто, — согласился Джексон, гордый за такую жену.

Леля — то есть, Ольга разрешила мужу завести собаку с тем условием, если он не перекинет на ее плечи заботу о собаке. Супруга у Джексона — девушка строгая, но с ее непутевого мужа все, как с гуся вода. Впрочем, жена его быстро прощала. Говорила только — мол, приду домой, думаю отдохнуть от школы, от детей, а там у меня опять дети, да еще и двое.

С Ольгой мы немного знакомы. Помню, на каком-то вечере сказала, что из меня получится хороший муж, так что она как-нибудь познакомит меня с кем-нибудь из коллег. Или она пока этого не говорила, а скажет позже? Но не упомню, чтобы она меня с кем-нибудь знакомила. Или знакомила? Точно, знакомила с какой-то девушкой — учительницей начальных классов. Но мы друг другу сразу не понравились, поэтому продолжения знакомства не было. Она нас уже знакомила, или знакомство еще предстоит? М-да... Если предстоит, то лучше сразу и отказаться. К чему время-то тратить?

Вообще, еще раз надо дать самому себе совет — относись к собственным воспоминаниям осторожно. Вспомнишь что-то такое, чего еще не было — вот и нос и за бархат. Самое лучшее — помалкивать и улыбаться.

Так, а Митрофанову-то что нужно? Из-за него пришлось радио выключать.

— Ты чего пришел-то? — поинтересовался я.

Джексон, усевшись на мой единственный стул, вытянул ноги в кедах сорок шестого размера и сказал:

— А ведь я твоего обидчика сегодня закрыл.

— Да ну?! — сказал я, сделав вид, что очень этому рад, и чрезвычайно удивлен.

Нет, удивлен, разумеется, но не настолько, чтобы прийти в изумление. Билась о черепную коробку мысль, что Бурмагин все-таки явится-таки сам и сдастся, так сказать, правоохранительным органам. Но не думал, что это произойдет так быстро. По моим прикидкам он бы должен еще день-другой водки попить, а уж потом и бежать.

— Сам ведь пришел, и явку с повинной написал. Я ведь потому на работе и задержался, что твой преступник раскаиваться пришел. Уже на остановку пойти собирался, а из дежурки звонок — мол, Митрофанов, по твою душу человек явился. Я выматерился, а куда деваться? Глухарь-то мой! Но как узнал, что и как, так и решил, что судьба! Ради такого дела и на работе задержаться можно. А как вернусь — так Тобика еще разок выгуляю. Преступление раскрыто, завтра тебя прокурор на допрос будет тягать. Этак, может начальство и на премию расщедрится. Все-таки, не рядовое дело раскрыли, а покушение на сотрудника милиции.

Прокурор, а вернее — следователь прокуратуры меня уже «тягал». Пару дней назад допрашивал в качестве потерпевшего. Но в сущности — даже и не допрашивал, а только спросил — есть ли что-то новенькое? А все остальное просто переписал из объяснения, которое Джексон брал у меня в больнице.

— Ты хоть ему продиктовал, как правильно явку с повинной написать? — вяло поинтересовался я.

— А то, — радостно хмыкнул Джексон. Потом, убрав усмешку, спросил: — Тока вот ты мне скажи — чего ты в больнице передо мной дурачка валял? Мол — ничего не слышал, ничего не помню?

— Жень, никого я не валял, — устало сказал я, досадуя, что Бурмагин все-таки рассказал о моем визите. — Я же, пока в палате лежал, на самом деле ничего не помнил. Уже потом, когда вышел, стал думать, сопоставлять. Про ружье вспомнил, сходил в разрешиловку, уточнил. А как адрес установил, так и пошел со злодеем побеседовать.

— А почему ты меня не взял? Тебе что, мало попало? Еще бы разок по башке прилетело, вот и сидел бы сейчас в морге, а я бы из-за тебя еще один глухарь получил. У тебя совесть есть?

— Типа — на тебя глухари вешать? — невинно поинтересовался я.

— Дурак ты Воронцов, — обиделся Джексон. — А я ведь тебя за друга считал.

— Женьк, не обижайся. Я не один ходил, а с Саней Барыкиным, он меня на площадке страховал. Ну не уверен я был, что это именно тот мужик меня ткнул, понимаешь? Не хотел я напраслину на человека наводить.

— Нет, Леша, не понимаю, — на полном серьезе сказал Джексон. — Ты получаешь информацию о личности, которая подозревается в совершении преступления. И вместо того, чтобы доложить по команде, или хотя бы сказать мне, начинаешь устраивать самодеятельность. Мы бы его в отделение вызвали — или бы сами взяли, а там бы поговорили. И на хрена, скажи? А еще скажи — на хрен ты Бурмагину сказал, что он помрет скоро? Он же писается от страха. Говорит — милиционер приходил, которого я подрезал и сказал — сам не явишься, помрешь скоро.