Убегай!

Да и убивать его – удовольствие маленькое. Он, конечно, сделал бы это без проблем. Но убивать парня теперь – ненужная роскошь, и если можно, уж лучше поступить благоразумно, а заодно совершить доброе дело, разве нет? Он не верил в карму, но, с другой стороны, зачем толкать карму под ребра.

Сирены. Все ближе и ближе.

Сегодня пацану очень повезло.

Эш повернул обратно. Бросился к двери черного хода, потому что, по правде говоря, выбор у него был только один – рвать когти поскорее.

И как раз в эту секунду до слуха его донесся щелчок откуда-то из-за двери чулана рядом с выходом.

Он уже прошел было мимо.

Но остановился.

Эш открыл дверь. Парнишка лежал на полу, трясущимися руками закрыв голову, словно хотел защитить ее от ударов.

– Прошу вас, – проговорил он, – я обещаю, я не…

Больше услышать он уже ничего не успел.

Эш вогнал в него одну пулю, прямо в голову, а последнюю на всякий случай оставил себе.

Глава одиннадцатая

Все, кто был в этом подвале, разбежались.

Краем глаза Саймон видел, что Рокко перебросил Лютера через плечо, словно мешок с грязным бельем, и бросился к выходу. Еще секунд пять, может чуть дольше, Саймон оставался лежать, закрывая собой жену. Когда же понял, что опасность миновала, достал телефон и набрал 911. Вой сирен прорезал спертый подвальный воздух.

Может быть, кто-то вызвал полицию раньше. А может быть, этот вой не имел к ним никакого отношения.

Глаза Ингрид были закрыты. Из раны в груди, чуть ниже правого плеча, сочилась кровь. Саймон сделал все, что мог, чтобы остановить ее: разорвал свою рубаху и плотно приложил к ране. Щупать, есть ли у Ингрид пульс, он не стал. Если она мертва, он скоро и так это поймет.

Защитить ее. Спасти ее.

Оператор 911 сообщил, что помощь уже выехала. Время шло. Саймон не знал, сколько его утекло. Они были одни в этом сыром, отвратительном подвале, он и Ингрид. Впервые они встретились в ресторане на Шестьдесят девятой улице, всего в двух кварталах от того места, где сейчас живут, их познакомила Ивонна, когда Ингрид наконец вернулась на родину. На ту встречу он явился первым, уселся за столик возле окна и беспокойно ждал, и когда Ингрид, горделиво держа голову, вошла и с царственной осанкой двинулась между столиками так, словно ступала по подиуму, он был сражен. Как бы это ни было глупо – может быть, со всяким такое бывает, – но когда Саймон являлся на первое свидание с женщиной, он всегда позволял разгуляться своей фантазии, представляя, как он станет жить с этим человеком, заглядывая далеко вперед, он воображал, как они поженятся, как станут растить и воспитывать детей, как будут сидеть за кухонным столом, как станут стареть и читать перед сном в постели, в общем, все в таком роде. Что он почувствовал, когда в первый раз увидел Ингрид? Он подумал, что она великолепна, даже слишком. Это первое, что пришло ему в голову. Она казалась ему слишком для него цельной и беспорочной, слишком уравновешенной и уверенной в себе. Только потом он узнал, что все это было напускное, что у Ингрид тоже есть свои страхи, которые мучают всех нас, что она так же не уверена в себе, что в душе всякий приличный человек может в каком-то смысле ощущать себя притворщиком, играющим чужую роль.

Впрочем, это не важно. Их отношения начались за тем праздничным столиком возле окна на углу Западной Шестьдесят девятой улицы и Коламбус-авеню, а сейчас вот закончатся в этом жутком, мрачном подвале Бронкса.

– Ингрид… – Голос его прозвучал словно горестная мольба. – Не уходи от меня… пожалуйста…

Потом прибыла полиция, а за ней «скорая помощь». Его оттащили от жены и принялись за дело. Он сидел на бетонном полу, поджав колени к груди. К нему подошел полицейский и стал задавать вопросы, но он их не слышал, только смотрел на свою неподвижную жену, вокруг которой суетились медики. Ей надели кислородную маску, под которой скрылись губы, которые он столько раз целовал, что и представить себе невозможно, и мимоходом, и в минуты страсти. Сейчас он сидел молча и просто смотрел. Не приставал ни к кому с вопросами, жива она еще или нет, можно ли ее спасти. Ему было слишком страшно, он боялся им помешать делать их важное дело, отвлекать их, ему казалось, что жизнь ее сейчас так хрупка, что любая помеха может оборвать ее, словно нитку.

Саймону хотелось сказать, что все остальное было как в тумане, но на самом деле все происходило как в замедленной съемке и виделось в ярких красках – как укладывали Ингрид на каталку, везли ее к автомобилю, как он ковылял следом и залезал за ней внутрь, тупо смотрел на капельницу, на суровые лица медиков из бригады «скорой помощи», на бледное лицо Ингрид, слушал вопли сирены, видел приводящее в отчаяние плотное дорожное движение на трассе Мейджор-Диган; наконец они доехали, вломились в приемный покой, и медсестра терпеливо, но твердо выпроводила его и подвела к желтому пластмассовому стулу в помещении для посетителей…

Он позвонил Ивонне и кратко рассказал, что случилось.

– Я беру с собой Аню, и мы едем к тебе, – сказала Ивонна, когда он закончил.