Статус — штука не особо материальная уже по сути своей, так что следующий шаг — окончательно сделать его виртуальным, — просто напрашивается. Если сейчас человек покупает себе, к примеру, «Бентли», чтобы показать, сколь многого он в этой жизни достиг, то не так уж сложно уговорить его купить виртуальный «Бентли» вместо железного. Достаточно сделать его таким же дорогим, как настоящий. В конце концов, ведь настоящей целью покупки являются вовсе не две тонны железа, а эмоции — свои и окружающих. Немного усилий в маркетинге, и люди приучаться мерить статус вещами уже окончательно виртуальными, что сильно экономит ресурсы. Приучив потребителя социально конкурировать нарисованными машинами вместо настоящих, общество экономит по две тонны железа на каждом, а потребность в перемещении в пространстве неплохо покрывается общественным транспортом. Да и сколько той потребности? Она естественным образом падает на каждом этапе виртуализации жизни. Чем большая часть социализации уходит в виртуал, тем меньше остаётся реальной необходимости куда-то перемещаться. Большинство трудовых занятий в неоэкономике тоже социальны, а значит легко виртуализируются в удалённую работу. Большинство развлечений виртуализируется ещё легче. С развитием технологий виртуального присутствия падает ценность реального общения. С развитием систем автоматической доставки окончательно отпадает необходимость в тех немногих магазинах, которые продают последние материальные товары. Всё меньше поводов покидать уютную виртуальную среду. Всё меньше людей на улицах. Социальное недовольство практически отсутствует — в виртуале легко реализуется самая прямая демократия, демократия рейтингов и голосовалок. С неизменным выбором большинства. Выбором комфорта и безопасности.
Это очень приблизительное изложение того, что я понял из долгого разговора с Йози и Старым, который затянулся до вечера. Мы пили кофе, мы пили чай, я задавал вопросы, они отвечали, я пытался уточнить, они объясняли, как умели. Многое я начал понимать только сейчас, наблюдая за развитием нашего мира, многое не понял до сих пор. Поэтому провалы в нарисованной мной картине велики. Попробуйте-ка пробы ради нарисовать целиком устройство нашего мира, всего лишь задавая вопросы… ну, например, дворнику. Устанете и запутаетесь раньше, чем что-то поймёте. А теперь прибавьте к этому тот факт, что многие понятия приходилось вообще объяснить с нуля, потому что эквивалентов им в нашем мире не существует…
У нас, например, нет своих гремлинов. То есть, конечно, «грёмлёнгов», «людей грём». Этот маленький народец с фантастическим чувством техники и некоторыми странными способностями к перемещению, как я сразу заподозрил, и в том мире был пришлым. Но это было только моё впечатление, сами грёмлёнги всячески избегали подробностей. Охотно отвечая на вопросы о мире, они ловко уходили от вопросов о себе, я же не особенно настаивал, к чему мне чужие тайны? В общем, в какой-то момент они обнаружили, что в тот мир не вписываются. Абсолютная безопасность имеет своей обратной стороной абсолютный контроль, а значит — полное и окончательное исключение такого явления, как «прайвеси», неприкосновенность личной жизни. Зачатки этого мы уже можем сейчас наблюдать у нас — это так называемый «интернет вещей».
Что такое «интернет вещей»? Это когда ваша швейная машинка считывает по NFC цифровой лейбл ваших джинсов и проверяет, не будет ли самостоятельная подшивка штанин нарушением исключительной лицензии производителя. Связавшись с ритейлером, продавшим джинсы, проверив условия договора и наличие вашей цифровой подписи, она отказывается включаться, передав информацию о попытке нарушения в Роспотребнадзор. Мультиварка, произведя с вашего счёта патентные отчисления за рецепт плова, скалькулировав стоимость продуктов и затраченной электроэнергии, показывает вам адрес ближайшего ресторана, оплатившего контекстную рекламу #homecookery — поесть плова там вышло бы дешевле.