Нас приветствовали настороженно, словно в каждом сказанном слове мог таиться подвох. Несмотря на все демократические преобразования Горби, к иностранцам по-прежнему относились с опаской. Во всяком случае те, кто еще не успел к ним привыкнуть. И спустя даже после часа напряженного, но ни к чему не обязывающего разговора, в котором стороны выражали удовлетворение предыдущей работой и восхищение друг другом, лед не растаял. Как не улыбался Вилли, как не пытался проявить дружелюбие я — лед не топился.
Чирикал референт, он то упрекал нас в жадности, то требовал поделиться прибылями, то признавал, что без нас советскому нефте-газовому комплексу было бы не в пример труднее выйти на европейские рынки — я не понимал к чему он клонит. Вилли рассыпался в благодарностях, но в глазах министра я читал все ту же безнадегу. Пару раз он обратился к своему помощнику, попросив не переводить свои слова:
— Уймитесь, Андрей Васильевич, или мы никогда не перейдем к сути вопроса.
Референт кивал, но затыкаться не спешил.
«Он хочет замкнуть все контакты с нами на себя» — Вилли подсунул мне записку, и я исчеркал ее чертячьими рожицами.
— Достаточно, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Мистер Васильев, вы решите, с кем нам вести переговоры — с вами или с господином Замковым, а потом я с удовольствием выслушаю ваши предложения. Вилли, нам пора.
— Андрей, у тебя дела в министерстве, — неожиданно жестко приказал Васильев. — Не торопитесь, господин Майнце, я уверен, что мы найдем общие точки.
Референт спохватился, засобирался и как ошпаренный выскочил за дверь.
Вместе с Замковым из зала вышел еще один переговорщик, а спустя две минуты зашли двое других: собственной персоной Президент всея Руси товарищ Баталин Юрий Петрович и его советник — доктор Майцев, Сергей Михайлович.
— Господин Президент! — вскочил Вилли, сориентировавшись первым.
И по его мгновенному узнавающему взгляду на того, кто сопровождал Баталина, а потом быстро переметнувшемуся на меня, я догадался, что мои личные акции в глазах Штроттхотте существенно выросли в цене, ведь не каждого прибывающего в Москву бизнесмена встречает доверенное лицо Президента.
— Здравствуйте, господа! — поприветствовал нас новый советский лидер.
Он поочередно пожал наши руки, участливо улыбнувшись мигом вспотевшему Гвидо, никогда прежде не встречавшегося со столь важными персонами.
— Переговоры, как я слышал, зашли в тупик?
Если я правильно догадался, то все это время он сидел где-то по соседству, наблюдал через какое-нибудь прозрачное зеркало нашу встречу и слушал нашептывания отца о психологическом портрете каждого из участников, о желаниях сторон и о возможном компромиссе. Фролов иногда поступал так же, только в самом крайнем случае появляясь перед переговорщиками. Наверное, не самый глупый ход, если все хочешь сделать чужими руками. Сам я, впрочем, всегда предпочитал лично присутствовать за переговорным столом — мне казалось, что без меня все нарешают неправильно.
— Мы еще даже не начинали, Юрий Петрович, — ответил за всех Васильев. — Так, Андрей Васильевич развлек нас немного.
— Значит, я вовремя? И вы меня не погоните?
— Ну что вы, Юрий Петрович! Располагайтесь! — жестом радушного хозяина Васильев предложил выбрать место за столом.
По едва различимому знаку один из переводчиков бесшумно вышел из зала и вернулся спустя минуту с парой бутылок минералки и чистыми стаканами для новых участников встречи.
— Признаться, не ожидал вас увидеть здесь, господин Президент, — наконец нашелся Вилли. — Встреча неформальная, мы думали…
— Ну и я — видите, без галстука, — Баталин распустил узел и сунул дешевый красный галстук в карман пиджака.
Присутствующие тоже потянулись к галстукам. Мне было проще — Осси считала, что мне больше идет шейный платок и быстро приучила меня к нему.
Следующую четверть часа мы потратили во взаимных выражениях удовольствия: московской погодой, русскими женщинами, благотворной торговлей, налаживающимся диалогом и прочей ничего не значащей ерундой.
Работая с англичанами, я уже привык тому, что подобный разговор может продолжаться часами, прежде чем стороны перейдут к сути, но Баталину с Васильевым подобное было в новинку — большая часть их профессиональной деятельности прошла внутри России и опыт пустопорожней болтовни, когда подбираются ключики к характеру партнера, был, кажется, невелик. Они привыкли требовать от коллег, подчиненных и начальников моментального понимания ситуации, но бесконечный треп с совершенно незнакомыми людьми, не друзьями, не партнерами, видимо, сводил их с ума: на лицах появилась усталость, на лбах выступила легкая испарина, они начинали тяжело вздыхать, сопеть, ответы становились короче, а вопросы начинали повторяться.