У входа нет выхода

– Таких нерпей было изготовлено семь. Каждая для отдельной фигурки. Все семь выплавлены из одного самородка, доставленного со второй горной гряды, Митяем Желтоглазым. Кабанья голова и седло – у ведьмарей. Рука со скипетром – у меня. Сокол – у Суповны. Судьба остальных неизвестна, хотя про один у меня есть кое-какие догадки. С каждой связан особый дар. Кабанья голова – неуязвимость. Сокол – неисчерпаемый запас сил.

– А рука со скипетром?

– Рука со скипетром – это вот… – Кавалерия протянула ладонь и непонятно откуда достала горсть колкого снега. Снег был липкий. Пробормотав: «Оттепель, что ли, в Гренландии?», Кавалерия положила снег таять в цветочный горшок, присела и так же непонятно откуда зачерпнула мокрой гальки. Ноздри Рине защекотал запах водорослей и соли.

– Ну это уже морское дно… Поняла, что такое рука со скипетром?

– А череп со стрелой?

Кавалерия быстро и очень остро взглянула на нее.

– Надеюсь, этого ты никогда не узнаешь.

– А гепард?

Кавалерия погладила кожаный переплет книги, как могла бы погладить собаку или кошку. Октавий ревниво зарычал.

– Здесь написано, что гепард делает союзником своего хозяина любое животное, птицу, рыбу и даже насекомое. Помогает перекладывать любую твою мысль на понятия существа, у которого совсем иная логика. Но только в том случае, если человек действительно желает добра тому, кому приказывает. Если же на душе у него злое намерение, то гепард только повредит.

– Почему?

– Он усилит и переложит именно то самое, сокровенное.

– Но у меня нет гепарда, – грустно сказала Рина.

Кавалерия кивнула.

– Пока нет! Но если ты действительно законная хозяйка нерпи, то гепард еще придет к тебе, как пришла нерпь… Эти семь фигурок имеют общее название: уникумы. Они не повторяются. Если собрать все уникумы и сплавить их вместе, то за этот слиток эльбы дадут все знания мертвого мира – болота.

– Почему?

– Так гласит легенда.

– А за меньшее? – спросила Рина.

– На меньшее эльбы не согласны. Или все – или ничего. Не знаю почему, слиток нужен им целиком. Шныров это, разумеется, не интересует, но ведьмари – дело другое…

– А кто такой Мокша Гай? – Рина вспомнила строчку в тетради, на которую бурно отреагировал Горшеня.

– Где ты слышала это имя? Вместе с Митяем Желтоглазым он был одним из основателей ШНыра, – сухо ответила Кавалерия.

* * *

Утром Рина с Сашкой снова отправились в пегасню. По дороге Рина размышляла, что ШНыр, по сути, вырос из пегасни. Не будь пегов, чего стоили бы все эти нерпи, философия, даже знание о двушке?

В пегасне лязгали сетки. Гремели двери денников. Там убирали и чистили. Драили и выгребали. И кто только придумал, что каждые пять минут полета надо оплачивать целым часом уборки, кормления, лечения, возни с подковами, ремонтом отваливающихся дверей, протекающей крыши и так до бесконечности?

Снаружи у ворот Даня подробно, с приложением схем аэродинамики, объяснял Бинту, что лошадь летать не может. Пегас слушал и печалился, разглядывая свое отражение в луже.

– Не убивай у Бинта веру в себя! – весело крикнула Рина.

Увидев Рину и Сашку, Даня кинулся к ним.

– О, вот и вы! Мое встречное почтение! Нету у них мускульной силы! По всем раскладкам, эта туша должна непременно рухнуть!

Окса кометой носилась по пегасне, временами издавая восторженные крики. Особого повода у нее не было, но с каких это пор нормальному человеку нужен повод, чтобы радостно повопить?

– Вкалывай, вдова, вкалывай! – хмуро сказала ей Наста, нагружая тачку грязными опилками.

Рядом с граблями пыхтел Рузя. Рузя и Наста были известны всему ШНыру. Их вечно посылали куда-нибудь вдвоем, чтобы они друг друга уравновешивали. Рузя делал все медленно и тщательно, а Наста быстро и неаккуратно. За то время, пока Рузя чистил одну половину лошади, Наста успевала перечистить добрый десяток пегов. Зато половина лошади была вычищена идеально, чего нельзя было сказать о десятке.

Многие в ШНыре знали, что Рузя влюблен в Насту. Увы, ухаживание его было самое неуклюжее, пыхтящее, с грустными вздохами из темных углов, с тайно подсунутыми на тарелку котлетками и бесконечными разговорами ни о чем. Насте же хотелось другого – страстей, полетов при луне и звона клинков. Пингвином Рузей она тяготилась.

Окса с полминуты поработала, после чего с величайшей готовностью перестала убирать пегасню и положила грабли в проходе, чтобы у кого-нибудь появился стимул о них споткнуться.

– Ой, видела Азу? Бедная! Ул сутками у нее, а Яра все время с ним! – зашептала она, подкрадываясь к Насте.

На щеках у Насты вспыхнули розовые пятна. На правой щеке три пятна слились в одно, на левой так и остались дробными.

– Закрой кран! – процедила она сквозь зубы.

Окса попыталась обидеться, но тогда следовало замолчать. Окса же была чем-то похожа на всеобщую мамашу Дельту: если кому-то плохо, его надо облизывать, даже если он при этом кусается.