У судьбы твои глаза

– Теперь я это знаю. – Сокрушённо сказал я. – Но тогда был весь на нервах, не понимал, что происходит, да и до сих пор помню не всё. Какие-то отрывки событий, которые навещают меня во снах.

– Судя по всему, врач, который принимал роды, превысил свои должностные полномочия. Хоть убейте не пойму, почему он обратился к вам с этим вопросом, ведь протокол ясно даёт понять, как действовать в таких случаях. Но то, что он воспользовался вашей… – Хьюитт смаковал слова на языке, подбирая верное. – Недееспособностью, так скажем. Это выше моего понимания.

– То есть, можно сказать, что он поступил незаконно? Но… почему? Зачем было прибегать к этому? Зачем взваливать решение на меня?

– Я не могу ответить на ваш вопрос, мистер Тёрнер. К превеликому моему сожалению. Но, осмелюсь предположить, что во время операции что-то пошло не так. Возможно, имела место халатность. Так он хотел переложить ответственность на кого-то другого, в данном случае…

– На меня.

Хьюитт кивнул. А я погрузился в молчание. Как же так? Как такое возможно? Врач ведь должен ценить жизнь и делать всё возможное ради пациента. Элизабет могла погибнуть не из-за тяжёлой беременности, а по халатности этого ублюдка.

– Так почему вы здесь? – Снова спросил адвокат. – Смею предположить, за тем, чтобы подать иск на этого врача?

Я и сам не знал, зачем пришёл сюда с лишней тысячей гонорара. Докопаться до правды? Найти виновного, на кого смог бы скинуть груз своей ответственности? Как доктор Крейг сделал шесть лет назад? Я и не думал втягиваться в исковое разбирательство с больницей, но теперь… Если откроется, что Стивен Крейг действительно повинен в смерти моей жены, я с радостью засужу его, чтобы получить хоть грамм успокоения.

– Даже не знаю. А вы как считаете? Стоит того?

– Если всё было именно так, как вы утверждаете, то этот горе-врач получит по заслугам, это я вам гарантирую.

– Но есть кое-что ещё.

Хьюитт напрягся.

– Я вспомнил одну вещь. – О которой стыдно говорить вслух. Но я рассказал. О том, как пьяный ввалился в кабинет Крейга и как увидел свою подпись под документом, снимающий всю вину и с него, и с больницы.

Хьюитт молча выслушал, откинулся на спинку кресла и тяжело выдохнул.

– Одуреть можно. – Брякнул он. – Вас заставили подписать документ, пока вы были не в состоянии даже маму свою узнать? Это ещё одно косвенное доказательство того, что ваш акушер что-то напортачил. Не хочу вас огорчать, но придётся. С этим документом у вас и у меня связаны руки. Вы официально согласились не выдвигать обвинений. Ни один судья не встанет на нашу сторону.

– Но как же тот факт, что я ничего не соображал в тот момент?

– Это было шесть лет назад, мистер Тёрнер. – С сожалением напомнил адвокат. – Сейчас вы уже не докажете, что тогда были не в состоянии мыслить здраво. Придите вы ко мне сразу же, я бы ещё попытался что-то сделать, но теперь…

– Ясно. Этот ублюдок останется неприкасаемым.

– Поверьте, мне искренне жаль.

– Неужели, ничего нельзя сделать?

Говорят, надежда умирает последней. Каждый день я хватался за тысячи маленьких надежд, и все они умирали. Как сейчас. Я понял это по напряжённому молчанию Алана Хьюитта.

– Спасибо, что уделили мне время. – Сказал я не без уныния и засобирался на выход.

Хьюитт зашелестел конвертом и протянул мне стопку купюр.

– Возьмите.

– Это за консультацию.

– Возьмите. – Настойчиво повторил адвокат, и, приняв деньги обратно, я понял, что там гораздо больше тысячи, что я накинул сверху. Он возвращал большую часть своего гонорара за помощь с Таннером. – Вам сейчас нужен каждый цент.

Комок размером с яйцо застрял в горле, мешая дышать и говорить. Я кивнул, преисполненный благодарности, пожал руку человеку, который меня почти не знал, но желал помочь хоть чем-то, и ушёл.

Почему я не вспомнил об этом раньше? Если бы не забылся в пьяном безумии, то, возможно, сумел бы привлечь доктора Крейга к ответственности, но было слишком поздно. Всё это время я винил одного себя за тот роковой выбор, который я даже не должен был делать. Но, вероятно, вина лежала не только на моих плечах. Доктор Крейг совершил ошибку и скрыл её за моей глупостью. Моя жена умерла из-за него. Мой сын никогда не сможет вести жизнь физически здорового человека из-за него. Вся моя жизнь покатилась в канаву из-за него.

А я даже не мог этого доказать.

***

Где наскрести сто семьдесят тысяч долларов тому, кто уже продал свой дом, сидел на шее двух почти пенсионеров, и воспитывал больного ребёнка, которому постоянно требовалось недешёвое лечение?

Первой мыслью было продать почку. Но это не вариант. За такой ценный «товар» можно получить всего-то двадцать пять тысяч долларов – я узнавал. Слишком мало. Потом меня подмывало ограбить какой-нибудь банк на окраине, где не ахти какая охрана и видеонаблюдение. Но посмотрим правде в глаза: у меня кишка тонка, да и причинять вред людям не входило в мои планы. Каким бы безвыходным ни казалось положение, я ещё сохранил частички совести и достоинства.