У судьбы две руки

С Викой они поженились, когда Герман окончил университет. И развелись год спустя. Свой развод отметили на Черном море, остановившись в том же домике, который снимали прежде. Отношения между ними установились странные — бывшие муж-жена, любовники «на сезон» и друзья, которые видятся редко и созваниваются нечасто. Что-то между ними умерло, что-то родилось новое, а что-то так и осталось тлеть тихим огоньком. Потом на какой-то период они, казалось, забыли друг о друге. Герман полностью сосредоточился на развитии своей аудиторской компании. Вика же вышла замуж — не за собрата-археолога, как можно было предположить, а за недотепу-художника, непризнанного гения. Тот художник, так непохожий на Германа, вскружил Вике голову до такой степени, что она надолго посадила его себе на шею, нянчилась с его непризнанной гениальностью, как с младенцем, и никого не желала слушать. Собственно говоря, настоящий разрыв между Германом и Викой и случился после его доброго совета перестать содержать и лелеять взрослого детину, который ни гвоздя дома не желает забить, ни устроиться на приносящую хоть какой-то доход работу. Вика фыркнула в ответ, что Герман просто ревнует, и перестала отвечать на его звонки. Ну а он после третьего неотвеченного вызова прекратил ей звонить. Не обиделся, не ревновал. Но задело то, что Вика отвезла летом своего художника в их домик на Черном море, который еще был наполнен тенями их былых счастливых отношений.

Иногда она ему снилась. Если бы не эти сны, в которых они то занимались любовью, то просто, как старые друзья, болтали, Герман и не думал бы о Вике. Те сны выбивали его из колеи на добрую часть утра. К обеду их следы развеивались сигаретным дымом, и Герман забывал о бывшей жене до следующего подобного сновидения. В отличие от нее он не женился. Но не потому, что продолжал хранить ей верность — глупость какая! Просто после нее ни одна девушка, с которой он встречался, не казалась ему такой настоящей, как Вика.

Потом, спустя время, она позвонила ему сама, извинилась и предложила встретиться. Герман неожиданно согласился: не столько хотелось увидеть ее, сколько понять для себя, что страсть между ними и правда улеглась, стихла, словно буря, на смену которой пришел долгожданный штиль ровных приятельских отношений. Только вечер закончился совсем не так, как они оба ожидали… Потом они просто созванивались — вежливо поздравляли друг друга с праздниками и, не задав друг другу вопросов, прощались.

Почти год назад Вика позвонила ему и попросила встретиться. Они увиделись в кафе, в котором неоднократно обедали вместе. По взволнованному виду Вики Герман предположил, что она сообщит ему о новом замужестве. Но она выложила перед ним тонкую картонную папку и, мельком оглянувшись на соседний столик, словно опасаясь, что их могут подслушать, горячо зашептала о бесценном, на ее взгляд, открытии.

— Это не просто большие деньги, Герман! Это огромные деньги, если все будет так, как я предполагаю.

Деньги его не особо интересовали, своих средств у него было достаточно для безбедной жизни. Да и Вику, насколько Герман знал, привлекала в вещах не их материальная цена, а происхождение и история. Не успел он сыронизировать на эту тему, как Вика уже поправилась:

— Это будет бомба, Герман! Если я не ошибаюсь. А я почти уверена в том, что не ошибаюсь. И представь себе, что это всегда было рядом! Рядом, Герман! Мы же были там, у этих дольменов! И даже не подозревали! Впрочем, я что-то чувствовала. У меня на такие находки чутье. Вот не зря мне эти документы в руки попали!

Вика вновь принялась с энтузиазмом рассказывать ему о предстоящей поездке. А потом, оборвав себя на полуслове, замолчала.

— Поехали со мной, Герман, — сказала она после долгой паузы. — Поехали?

Вика ждала ответа, глядя ему в глаза без своей полуулыбки, серьезно, так, словно в тот момент решалось что-то важное в ее жизни. Будто от того, поедет ли Герман с ней или нет, зависит многое. Первым его порывом было, как в юности, кивнуть — без слов, которые всегда в такие моменты казались лишними. Но вместо этого он покачал головой:

— Нет, Вика. Не могу.

Он, чувствуя себя так мерзопакостно, как никогда в жизни, забормотал что-то в оправдание — про рабочую загруженность, про намечающийся аудит крупных компаний и прочие такие веские причины, подоплека у которых имелась лишь одна: возврата к их прежним отношениям нет и не будет. Вика кивала, принимая его оправдания, но так же, как и он, понимая истинную их суть.

— Хорошо, — согласилась она. По ее нервной улыбке, вздернувшей уголки рта, и по мелькнувшей в глазах тени грусти Герман понял, что это согласие стоило ей невероятных усилий.

— Позвони, как приедешь на место. И вообще, не пропадай, — проговорил он, еще не зная, насколько пророческими окажутся его слова.

— О’кей, — пообещала в своей манере Вика. И в самом деле дозвонилась ему уже с маяка, от Захара.