У собачьего древа

Бывшие тунцы взяли клён в плотное кольцо. А недавние листья, среди которых в основном были инопланетяне булочного вида, ухватились за ствол и принялись трясти его, что есть мочи. На землю посыпались паучки, жучки, гусеницы, листочки и сучки. Живность инопланетяне собирали в специальные коробочки. А листочки и сучки тщательно перебирали и складывали в кучу. Они так долго трясли клён, что Шурка не удержался и сорвался вниз. Одна из инопланетных булок подхватила его, повертела в руках и швырнула в мусор.

– Фух! – перевёл дух Лера.

Шурка и вправду ничем не отличался от обычной веточки.

На его зелёном теле даже бугорки были, как будто сквозь кожицу пытались прорасти настоящие почки. Но неожиданно зелёной веточкой заинтересовалась дыня.

– А подайте-ка мне эту веточку, – приказала она томно.

И, взяв в руки Шурку, изогнула его в одну, затем в другую сторону, а после и вовсе завязала на узел. Увидев это, Лера чуть с дерева не свалился от переживаний. Шурка не издал ни звука, даже не шелохнулся. Тогда дыня отломала от зелёной веточки едва ли не половину. Лера схватился лапками за свою голову-листик. «Ёлки-палки! – подумал он в ужасе. – Инопланетянин Шурке ноги отломал!». Но веточка-Захарьев и тут не подала признаков жизни. «Погиб!» – решил Лера и в отчаянье спрыгнул с дерева. Хотел было броситься на дыню с кулаками, но вовремя вспомнил, что кулаков у него теперь нет, и что он всего-навсего козявка, похожая на сухой древесный листик. Как ни зол был Лера, как ни хотел стать человеком – это ему не удалось. В листовидку его преобразовал Шурка, и только он мог вернуть ему прежний вид. «Если Шурик умер, то и мне смерть, – с тоской подумал Лера. – Интересно, сколько листовидки живут?». Дыня, между тем, отбросила безжизненное тело обломанного и завязанного узлом Захарьева в кучу мусора.

Защитная реакция

Добравшись до мусорной кучи, Лера с трудом отыскал тело друга. Шурка лежал, заваленный сухими листиками, сучками и веточками. Был он по-прежнему завязан в узел и не подавал признаков жизни. Если бы Лера в тот миг мог стать человеком, он бы зарыдал от горя. Но он был насекомым, а насекомые, как известно, плакать не умеют. Сев над обезображенным неподвижным телом друга, Стопочкин принялся гладить по его зелёной голове трясущейся лапкой-листиком. Внезапно Захарьев открыл глаза. Лера от радости замер.

– Шурик, – шепнул он телепатически, – ты живой?

Шурик в ответ пошевелил усиками.

– Живой, – наконец, сказал он. – Но не весь, ног не хватает.

– Как же ты без ног можешь жить? – не понял Лера.

– Это потому, что я палочник, – пояснил Шурка. – А так бы давно помер. У палочников защита такая. Вдруг что, они могут и усики, и лапки отбросить[134].

– Ничего себе защита – ноги отбрасывать!

– Будь спок, – заверил Шурка. – К вечеру новые отрастут.

– Чёртас два они отрастут! – не поверил Лера.

– Много ты понимаешь, – недовольно пошевелил усиками Шурка. – Тут всё дело в регенерации[135]. Давай лучше развяжи меня. А то дышать трудно.

Лера попробовал и не смог.

– Наверное, эта инопланетная дыня какое-нибудь завязывательное преобразование сделала, – предположил он.

– Ничего подобного, – возразил Шурик. – Просто палочники во время опасности вроде как в обморок падают. Защитная реакция[136]. В таком обмороке их можно как угодно скрутить.

– Но сейчас же ты не в обмороке. Если тебя развязать, у тебя все рёбра переломаются.

– Тяни, не бойся, – настаивал Шурка.

Лера схватил с той стороны туловища, где раньше были ноги, и что есть силы потянул. Неожиданно внутри Шурки хрустнуло и… И он разломился на две части. В руках у Леры оказалось завязанное в узел туловище. А голова и грудь Захарьева с усиками и передними лапками остались лежать на земле.

– Ёлки-палки! – испугался Лера и попробовал сложить разорванного друга воедино.

Шурка, конечно, не складывался.

– Шурик, прости, пожалуйста, – мысленно взвыл Лера, – я не нарочно.

Шурка смотрел на него остекленевшим взором и не двигался. Лера в отчаянье стал биться головой о землю.

– Ладно, – неожиданно сказал Шурка. – На первый раз прощаю.

– Так ты опять живой?! – подскочил Лера.

– Опять-опять. Неси меня теперь на дерево, где листьев побольше.

– Да я мигом, – бросился к нему Лера.

– Только осторожно, – предупредил Шурка, когда друг поспешно поднял его голову с остатками туловища, – не то от меня скоро одни уши останутся.

Регенерация и паучий десант

Стараясь не привлекать к себе внимания, Лера затащил друга повыше и уложил его в густой листве среди сплетения ветвей.

– Жуй, давай, – сунул он Шурке под нос ближайший лист.

Шурка набросился на еду. Он так аппетитно хрустел, будто ел не кленовый лист, а какую-нибудь сочную морковь.

– Тише чавкай, – предупредил Лера, – а то опять засекут.

– Не могу, – не переставая жевать, ответил Шурка, – чем громче я чавкаю, тем быстрей ем. А чем быстрей ем, тем раньше у меня тело вырастет.

– Тогда тебе надо по три листа вместе складывать и есть их как гамбургер, – посмотрел Лера на куцую фигуру друга. – Говорят, от гамбургеров здорово толстеют.