У смерти женское лицо

В основе этой дряни лежал все тот же парацетамол — верный и вполне безвредный друг детей и взрослых, во все времена успешно снимавший наиболее неприятные симптомы простуды. Фокус был тот же, что и с панадолом: в раствор парацетамола вводились вкусовые добавки и пищевые красители, превращавшие горькую таблетку в некоторое подобие лакомства. Дети охотно принимали сладкую суспензию — в конце концов, при легкой простуде вполне хватало и того мизерного лечебного эффекта, который она давала. «Пармол», коробочку от которого полковник держал сейчас в руке, выгодно отличался от того же панадола ценой, но было и еще одно отличие: синтетические вкусовые добавки «пармола», расщепляясь внутри детского организма, давали целый букет токсинов, исподволь отравлявших пациента. Конечно, умирали далеко не все и далеко не с первой ложки, и возросшую детскую смертность в некоторых районах российской глубинки довольно долго не могли связать с появлением на прилавках коммерческих аптек нового лекарства, но в конце концов кого-то осенило, и тогда и новый препарат, и прилагавшийся к нему сертификат качества были подвергнуты детальному анализу. Лекарство оказалось ядовитым, сертификат — липовым, как и нашлепанные на цветном лазерном принтере этикетки.

Липовой оказалась и фирма — поставщик лекарства, а также все оставшиеся на руках у ошеломленных аптекарей накладные и документы. «Надо же, — сказал полковник, впервые ознакомившись с материалами дела, — все липовое. Только мозги кое у кого дубовые». Потом ему поминали эту фразу ровно тридцать шесть раз, он специально считал, с каждым разом ожесточаясь все сильнее. Проклятая отрава исчезала и появлялась снова под другим названием, в другой упаковке, в другом регионе, по-прежнему недорогая, сладкая и смертоносная. Цепочки рвались, стоило за них потянуть — там, где неуловимый поставщик не успевал спрятать концы в воду, они обрубались без жалости, и путь чудодейственного снадобья теперь был отмечен трупами не только детей, но и взрослых людей. Впрочем, об этих жертвах полковник не скорбел — любого из них он с большим удовольствием прикончил бы собственноручно.

Выставленные на границах заслоны ничего не дали: ничего похожего на «пармол» и его братьев в страну не ввозилось. Оставалось предположить две вещи: либо отрава производилась в России, либо огромная ее партия была ввезена в страну раньше и теперь понемногу распродавалась в провинции. Действовать в Москве, Питере и других крупных городах эти умники, очевидно, побаивались — контроль там построже, да и уровень информированности населения не тот.

Потом один из агентов полковника сумел передать имя, только имя, больше ничего. Большего он просто не успел. Почему — выяснить не удалось, потому что с тех пор агента никто не видел. Но и имя было зацепкой, как считал в ту пору полковник, весьма неплохой.

Позже ему пришлось изменить свое мнение по этому поводу, потому что владелец этого имени, похоже, был неуязвим. Полковник трижды накрывал его склады и производственные помещения, пустые и безлюдные, владельцы и арендаторы которых были такими же липовыми, как и тот продукт, который производился и складировался в занимаемых ими помещениях. Он несколько раз пытался внедрить в окружение интересующего его человека своих агентов. Все трое погибли при странных обстоятельствах.

Слово «стукач» сидело в мозгу занозой. Теперь, после смерти Латникова, сомневаться в том, что в отделе засел стукач, мог только клинический дебил. Собственно, стукач даже не очень скрывался, действуя прямолинейно и грубо, и полковник очень боялся, что эта прямолинейность означает близость конца: похоже, фантастически огромная партия отравы была на исходе и ее распространители готовились попросту исчезнуть вместе с деньгами. Стукач исчезнет вместе с ними, и тогда станет ясно, кто это был. Ах, каким слабым было это утешение!

Полковник надолго задумался, выбирая из двух оставшихся в его распоряжении вариантов.

Во-первых, у него в запасе был план, предложенный одним из недавно принятых на работу сотрудников отдела. Кроме него и полковника, о плане не знала ни одна живая душа, так что, если бы новичок оказался-таки двойным агентом, его можно было бы взять на горячем и расколоть — в том, что сумеет заставить стукача петь, полковник не сомневался.

Во-вторых, можно было просто послать человека на дом к подозреваемому. В результате этого визита подозреваемый превратился бы в потерпевшего, и вот тогда можно было бы посмотреть, правду говорил назвавший его имя агент или горько ошибался.

Оба варианта были рискованными, а первый вдобавок ко всему казался полковнику излишне сложным, но он имел то преимущество, что никоим образом не исключал второго, так что попытаться стоило.

Полковник снял с телефона трубку и набрал номер.

Глава 2