Нас, конечно, не ждали, но предполагали, что кто-нибудь любопытный может появиться. Дальнейший путь до дамбы мы проделали в состоянии крайней осторожности. Прежде чем сделать шаг, внимательно осматривались, чтобы не попасть в капкан. Спустя пятнадцать минут мы добрались до края леса и залегли в канаву, чтобы осмотреться.
Вход в служебные помещения дамбы был окружен желтым забором с информационным текстом: «РЕКОНСТРУКЦИЮ ДАМБЫ ВЕДЕТ ООО „АКВА-СИТИ“. На общем желтом колере выделялись красные ворота, от которых в глубину леса уводила разбитая грузовиками дорога. За забором чувствовалось кипение жизни. Народу там было под завязку. А над забором возвышались смотровые вышки, как в колонии, где сидит пулеметчик с прожектором, внимательно следящий, чтобы из зоны никто не сбежал живым. На вышке дамбы находился человек с автоматом. Он дремал на стульчике, закутавшись в овчинный тулуп. Но можно было не сомневаться, что от его внимания не укроется ни одно движение на открытом пятачке перед желтой оградой.
– Место мы нашли, – прошептал я Кубинцу.
– Теперь понятно, как они готовили теракт. Не удивлюсь, если это «Аква-сити» Мертвому принадлежит, – пробормотал Ираклий.
– Соваться туда сейчас бессмысленно. У нас даже никакого прикрытия нет. Может, изобразить заблудившихся? – спросил Кубинец.
– Они насторожатся, – возразил я. – Передадут наши описания с видео начальству. Тут наверняка есть камеры. И весь периметр под видеоконтролем. А Мертвый два плюс два сложит элементарно.
– И что делать будем? – задал вопрос Ираклий.
– Уходим, – сказал я.
– Ты Дубай будешь об этом логове сообщать? – поинтересовался Гонза.
– Обязательно. В час «Икс» нам одним не справиться. Тут армия целая стоит. Так что затяжные бои обеспечены. Хотя за некоторое время до взрыва, может, людей и отзовут.
– Ульян перестрахуется. Оставит смертников, – возразил Стеблин.
– Наверное, так и будет. Но раньше нам там делать нечего.
– А когда это время «Икс»? – поинтересовался Кубинец.
– Думаю, двадцать седьмого. День кульминации юбилейных празднований. Будет много высокопоставленных гостей и народу море. Взрыв дамбы принесет максимум разрушений. Двадцать седьмого.
Глава 47
Менять лицо, надо сказать, болезненное занятие. Никому не пожелаю такой адской пытки. Сначала твое лицо словно бы помещают в пчелиный улей и каждая вшивая пчела норовит оставить в твоей коже свое маленькое хрупкое жало. И когда вроде бы живого места на твоей физиономии не осталось, пчелы отступают. Слабое облегчение перед новым приступом мучений. Конечно, остается ужасный зуд, но что он в сравнении с разъяренным пчелиным роем – легкое неудобство. Правда, это лишь временное послабление. Затем наступает дикая боль. Она наваливается, затопляя мозг. Такое ощущение, что кто-то пытается стянуть с лица кожу заживо. Этакое скальпирование. Только скальпу придали более широкое значение. Открыть глаза невозможно, веки расплющивает непомерная тяжесть, как будто сверху навалили кучу железного лома. Кожа не желает расставаться с лицом. Ты готов закричать от боли, но ни одного звука не вырывается из гортани, словно туда залили расплавленный свинец.
Видит бог, превращаться в Туровского куда больнее, чем в какого-то чиновника из администрации города. Боль отступила. Старая кожа слезла с меня. И на свежие сочащиеся болью раны пролилась дарящая успокоение влага. Лицо омыли. Но экзекуция на этом не закончилась. Однако самая болезненная часть миновала. Я расслабился и, кажется, заснул. Невинные пощипывания успокоили меня.
Когда я проснулся, то обнаружил, что процедура закончилась. Кожа лица слегка горела. По сравнению с тем, что мне довелось испытать, это казалось блаженством. Я потянулся и раскрыл глаза.
Я лежал слегка прикрытый тоненькой простынкой, но в одежде на мобильном операционном столе. Стол находился в гостиной первого этажа. Я напрягся, сел на столе и свесил вниз ноги. Огляделся. И тут же столкнулся взглядом с Ваней Дубай, дремавшим на диване, укутавшись пледом. Рядом на полу валялась книга. «Вячеслав Король» – прочитал я на обложке фамилию автора.
Соскользнув на пол, я осторожно, стараясь не разбудить Дубай, направился вон из комнаты. В коридоре также никого не было. Судя по свету из окна, наступил вечер. А операцию начинали с утра. Целый день проваляться на операционном столе. Неудивительно, что так ломит все тело.