У расстрельной стены

— Ну, все тогда, пошел я. — Матвей торопливо пожал протянутую Петром руку и уже через десять минут стоял перед прилавком в небольшом магазинчике. Купил бутылку водки, пачку «Беломора» и четвертинку буханки хлеба на закуску. После чего направился к реке, отыскал на берегу укромный уголок под старой ивой и, торопливо открыв бутылку, прямо из горлышка сделал первый жадный глоток. Отломил от краюшки кусочек, но тут же передумал и вернул хлеб на место. Выудил из пачки папиросу, закурил.

«Сучья жизнь — и выпить-то не с кем! Работа у него… Что же делать, а? Вот что? Дочка и та нос воротит! А чего ты хотел, чтобы она сразу тебе на шею бросилась? Размечтался, идиот старый. Ты спасибо скажи, что она еще про твою настоящую работу не знает ничего, небось знала бы, так и вовсе говорить не стала… Да и так — чужой ты ей, как есть, чужой. Вон, Петьку, мать его так, папкой зовет. Да, Федотыч, прожил ты жизнь… Можно сказать, здорово прожил: все дома сжег, деревья посрубал, дочку чужие люди вырастили. О как! И сам ты всем чужой и никому не нужный. Никому… — Матвей нетрезвым взглядом посмотрел на опустевшую бутылку, едко ухмыльнулся, с силой отшвырнул ее в сторону, ломая спички, закурил очередную папиросу и какое-то время бездумно смотрел на равнодушно поблескивающую гладь Великой. — Господи, больно-то как! Ну, за что? За что, а? Как волк в капкане. Только вот, получается, в капкан-то ты сам влез, сам, по доброй воле — никто ведь силой не пихал…»

По возвращении в Москву Дергачев первым делом отправился на Котляковское кладбище — к Марии. Тогда, осенью сорок первого, милицейский лейтенант обещание свое сдержал: похоронили Марию в отдельной могиле, хотя время было такое, что большинству доставались или безымянно-одинокие, или так называемые братские. Позднее Матвей поставил небольшой памятник, оградку, все честь по чести, и все эти годы относительно регулярно могилу навещал.

— Маш, такая вот петрушка получается, — ладонью сметая с памятника принесенный шалым весенним ветром мусор, негромко сказал он. — Одной тебе я был нужен, а оно вот как тогда все повернулось. Не ценил я тебя, дурак, не ценил. Все о другом печалился. А ты вот, можно сказать, взяла да и улетела… И остался я как есть один. А помнишь, как ты смеялась? Я-то помню: будто колокольчик серебряный звенел — чисто так, весело… Ты прости меня, дурака, за все прости! Эх, Машка, Машка, жаворонок ты мой…

Дома Матвей обошел квартиру и все осмотрел внимательным, придирчивым взглядом: всюду тщательно прибрано, отмыто, вещи на своих местах — чистота и порядок. Счета за квартиру, свет, газ, воду оплачены. Он удовлетворенно кивнул и отправился в ванную. До скрипа отмылся, переоделся во все чистое — в гражданское, поскольку форма без наград смотрелась как-то уныло и сиротливо.

«Ну, уж награды вы мои не получите», — кому-то неведомому адресуя ядовитую усмешку, подумал Матвей и достал из тайника трофейный «вальтер».

Проверил обойму, вставил обратно, пистолет был в полном порядке.

Сел за стол, ровным уверенным почерком написал на чистом листе стандартное «В моей смерти прошу никого не винить», поставил число, вывел фамилию, инициалы, расписался.

«Вот и все. Еще минута — и свобода. Настоящая, полная!» Дергачеву и в самом деле вдруг стало так легко, как будто все уже произошло и он уже там, где нет ни боли, ни одиночества — ничего нет…

Прикурил папироску, сделал пару затяжек. Затушил окурок в пепельнице и взял в руки «вальтер». Дослал в ствол патрон, взвел курок и поднял пистолет к виску. Крепко зажмурился и уверенно потянул пальцем спусковой крючок…

И ничего не произошло.

Лишь сухо, вхолостую щелкнул металл. Осечка!

Матвей с трудом сглотнул и, переводя дыхание, несколько секунд ошарашенно смотрел на пистолет, потом, кривясь от злобы, передернул затвор и, выщелкнув бракованный патрон, оглядел его со всех сторон — патрон как патрон, ничего особенного. Поставил на стол донцем вниз. Затем усмехнулся и дослал в ствол новый патрон.

И тут оглушительно заверещал звонок над входной дверью, словно дисковая пила вгрызлась в напряженную тишину квартиры. Дергачев медленно повернул голову на звук, мгновение подумал, так же медленно положил «вальтер» на стол, прикрыл газетой и пошел открывать.

За дверью стоял молодой парень в армейской форме с погонами младшего лейтенанта.

— Подполковник Дергачев? Матвей Федотович?

— Так точно, он самый.

— Младший лейтенант Осташонок, спецсвязь. Пакет вам, получите и распишитесь! Только сначала документик, пожалуйста…

Сухо попрощавшись с курьером, Матвей положил письмо, украшенное штемпелями КГБ и фельдъегерской связи, на стол. Закурил, вскрыл письмо. Официальный бланк Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР, печать, подпись.

«Подполковнику запаса Дергачеву М. Ф.

Ув. тов. Дергачев, 14 мая с. г., в 15.30 Вам надлежит явиться в распоряжение управления кадров. Каб. № 217».