У расстрельной стены

Дымя папиросой, Матвей в сотый раз прокручивал в памяти события последних дней и искренне недоумевал: ладно, уголовники и бандиты — с ними все ясно, но откуда в самых обычных советских людях вся эта черная плесень, мерзость, готовность вот так запросто превратиться в стаю злобных, жадных, неуправляемых зверей?! Война виновата, нависшая надо всеми страшная опасность? Да нет, пожалуй, дело не столько в войне, сколько в самой сущности человеческой: стоит чуть ослабить поводок — и тут же выползает некая мерзкая тварь, которая живет в каждом из нас. И только страх — перед кнутом закона или перед револьвером в руках палача — может загнать эту гадину обратно!

«Сколько же еще поганой плесени вокруг! Чуть слабину почувствовали — сразу изо всех щелей полезли, суки. Мало, мало я вас стрелял, твари! Прав товарищ Сталин, кругом прав: давить, давить всех без пощады!»

Глава двадцать третья Москва — Псков, май 1956 года

Жертвами деспотизма Сталина оказались многие честные, преданные делу коммунизма выдающиеся деятели и рядовые работники партии…

Массовые аресты и ссылки тысяч и тысяч людей, казни без суда и нормального следствия порождали неуверенность в людях, вызывали страх и даже озлобление…

Выясняется, что многие партийные, советские, хозяйственные работники, которых объявили в 1937–1938 годах «врагами», в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись, что они, по существу, всегда оставались честными коммунистами, но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали.

Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н. С.

XX съезду Коммунистической партии Советского Союза.

25 февраля 1956 г.

Великая забота о благе народа.

С чувством огромного удовлетворения встретят советские люди публикуемый сегодня в печати проект Закона о государственных пенсиях. Они увидят в нем новое яркое проявление великой заботы Коммунистической партии и правительства о нуждах народа, о его благоденствии.

Газета «Труд», орган ВЦСПС.9 мая 1956 года

Матвей отложил в сторону газету и устало откинулся на спинку дивана. Смежил веки и, морщась, по уже устоявшейся привычке начал прокручивать в памяти картины прошлого…

Вот он еще совсем зеленый мальчишка, принимающий армейскую красную присягу, а вот и год двадцать пятый — начало службы в ОГПУ. Потом перед глазами поплыли кадры воспоминаний о работе в группе Ерохина. Да, немало врагов довелось на тот свет отправить, немало… Новая страница — и сквозь туман времени на него взглянули полные печали и немого укора глаза Лизы. Затем с пугающей четкостью припомнились обстоятельства смерти Марии — словно ряд черно-белых фотографий из дела просмотрел. Далее была такая долгая и страшная война, а за ней и тяжелое, полуголодное послевоенное время…

Да, не самая простая и легкая жизнь, целиком и полностью отданная службе на благо страны.

Только вот, похоже, со страной снова творится что-то нехорошее, не очень понятное. Точнее, даже не со страной, а с ее руководством. Всего-то три года и прошло после смерти вождя, а Хрущев со своими единомышленниками уже столько натворил! И, конечно же, дело не в том, что Матвея на пенсию выперли — не самый, кстати, скверный вариант, могло быть и гораздо хуже. Вон, Лаврентия Павловича на раз-два прикончили, а того же Судоплатова — умницу и героя! — арестовали и в «психушке» держат. Меркулов, Абакумов расстреляны. Медведев, слава богу, цел, но ведь тоже на пенсии газетки почитывает…

Стойкое ощущение надвигающейся катастрофы, чего-то непоправимого, появилось у Дергачева еще в конце зимы пятьдесят третьего — в дни болезни Сталина. А уж после смерти вождя не только он — вся страна замерла в растерянности: как жить-то дальше?!