У птенцов подрастают крылья

За стеклами в огромных витринах стояли, выстроившись чинно в ряд, двуствольные охотничьи ружья. Я так и впился в них глазами. Издали я хоть и не мог хорошенько разглядеть каждое из них, но я знал, что тут ружья различных фирм и различных мастеров, начиная от дешевеньких бельгийских, немецких и других оптовых изделий и кончая штучными ружьями заслуженных, всему миру известных мастеров: Гринера, Мацка, Голанд-Голанда и, наконец, короля ружейных мастеров — несравненного Джемса Пёрде. Всех этих диковинок в натуре я, конечно, никогда не видел, но зато постоянно любовался их «портретами», то есть картинками в прейскурантах оружейных магазинов Биткова, Салищева и других. Такие прейскуранты Михалыч выписывал ежегодно, и мы с ним постоянно пх рассматривали.

Помню, особенный, прямо священный трепет вызывало у меня изображение двустволки «пёрде». Ниже в прейскуранте было помещено краткое описание этого ружья, а совсем внизу, в правом уголке, стояла цена — 1000 рублей. Так дорого не стоило никакое другое ружье.

И вот теперь, глядя на витрину, за стеклом которой поблескивали вороненой сталью стволы ружей, я мысленно представлял себе среди них и это сокровище.

В охотничьем магазине были интересны не только ружья, по и покупатели. Собственно, настоящих покупателей я что-то и не заметил. Все это были, как теперь принято говорить, «болельщики». Многие из них, видимо, давно были знакомы. Они пришли сюда совсем не для покупки ружей, а просто встретиться, поговорить по душам о предстоящей летней охоте, о собаках, о прежних охотах. Поговорить, а кстати, и повертеть в руках новенькие ружья.

Приказчики магазина, видимо, тоже хорошо знали всех этих «любителей», приветливо здоровались с ними и охотно показывали то одно, то другое ружье.

Вообще этот магазин походил больше всего на клуб, куда собираются старые друзья-приятели.

Я пристраивался то к одной, то к другой кучке «любителей», с наслаждением прислушивался к их разговорам и из-за чужих боков, локтей, животов старался разглядеть то ружье, какое знатоки в данный момент разглядывали.

Мама, потеряв всякую надежду вытащить меня из злополучного магазина, наконец смирилась, уселась в сторонке на мягкий стул и слегка задремала.

Вдруг я заметил, что почти все покупатели перестали вертеть ружья и начали поглядывать в одну сторону. Я тоже оглянулся и увидел высокого человека в легком, очень красивом пальто и в такой же красивой летней шляпе, которая была надета чуть-чуть набочок. Это был, очевидно, знатный господин. Он стоял, облокотясь о прилавок, и, небрежно поглядывая по сторонам, говорил о чем-то с приказчиком. Лицо у него было открытое, добродушное, но какое-то важное. Я подошел к нему и стал почти рядом.

— Уж извините, Федор Иванович, — робко говорил приказчик, — «пёрде» у нас сейчас нет. Что было, продали, а новые откуда же взять? Сами понимаете… И насчет стоимости тоже: как теперь ценить, рублик-то все под горку катится?..

— Понимаю, все понимаю. Под горку, говорите, катится, — повторил знатный господин и вдруг рассмеялся, да так бастисто, громко, прямо на весь магазин. — Катится, говорите? — повторил он еще раз и, не торопясь, добавил. — Ну и пусть его катится. А мне «джемсика» все-таки поищите… там где-нибудь… — И он указал пальцем куда-то неопределенно за витрину. — Мой рублик не покатится, заплачу валютой, — небрежно добавил он.

Приказчик угодливо поклонился:

— Поищу-с, поищу-с, — и побежал в проход между витринами.

Через несколько минут он вернулся в сопровождении другого продавца, пожилого, степенного, может, даже самого хозяина магазина. В руках у него было ружье.

«Неужели это «пёрде»?» — подумал я с невольным трепетом.

Конечно, это было «пёрде», иначе и быть не могло. Степенный продавец нес его так, как носят только какую-нибудь драгоценную хрустальную вещь, которую чуть толкнешь — и она разобьется.

С низким поклоном он передал ружье покупателю.

— Ну вот и нашлось, — небрежно сказал тот, взял ружье и стал вертеть его без всякой осторожности.

Зато оба продавца, стоя рядом, всем своим видом показывали, что они готовы тут же броситься на помощь, если ружье, не дай бог, выскользнет из рук покупателя.

«И это «пёрде», настоящее «пёрде», — мысленно твердил я, стараясь придвинуться к ружью как можно ближе и как можно лучше рассмотреть его.

К моему великому огорчению, я не мог в нем разглядеть ничего особенного: ружье как ружье. Даже гравировка была какая-то очень мелкая, почти совсем незаметная.

А я-то думал, что «пёрде» все в золоте, так и сверкает!

В своем охотничьем любопытстве я залез почти под руку важному покупателю. Наконец он заметил меня и весело сказал:

— Куда ж ты, юноша, лезешь, скоро меня за прилавок загонишь!

Я очень смутился. А оба продавца, как две змеи, сразу зашипели:

— Что вам здесь нужно, что вы толкаетесь…

Но шипеть им долго не пришлось. Знатный господин еще раз осмотрел ружье и сказал:

— Беру. Сколько следует?

— Да как в прейскуранте, мы лишнего не берем, — торопливо ответил старший продавец. — Только уж, Федор Иванович, как обещали, валютой, а то сами посудите…